Тони Моррисон - Возлюбленная [litres]

Стараясь не шевелить языком, Сэти что было сил закусила губу и позволила добрым рукам заняться делом. Эми напевала себе под нос: «И тихо кузнечиков песня звучит», потом, словно устав, отодвинулась к противоположной стене, уселась там и, опустив голову на плечо, заплела свои патлы, приговаривая:

— Не вздумай только умирать ночью, слышишь? И не вставай. Я не желаю видеть, как твое безобразное черное лицо качается тут надо мной. А если уж станешь помирать, так отползи куда-нибудь подальше, чтобы я тебя отсюда видеть не могла, слышишь?

— Слышу, — сказала Сэти. — Я сделаю все, что смогу, мисс.

Сэти, собственно, и не рассчитывала увидеть что-либо еще в своей жизни, так что, почувствовав, как чья-то нога осторожно коснулась ее бедра, сперва некоторое время приходила в себя после глубокого сна, который уже приняла за смерть. Она села, вся дрожа от напряжения, и Эми внимательно осмотрела ее вспухшую, кровоточащую спину.

— Выглядит жутко! — заявила она. — Но ты вроде бы выжила. Господи, помоги! Ты выжила, ты пережила самое страшное, Лу! И все благодаря мне. А правда я хорошо умею лечить? Ты как, идти-то сможешь?

— Да нужно же мне встать, чтобы хоть помочиться.

— Ну давай посмотрим, что у тебя получится.

Удовольствие, конечно, было ниже среднего, но, в общем, терпеть можно, и Сэти, хромая, сделала несколько шагов — сперва ухватившись за Эми, потом за молодое деревце.

— Вот оно, моих рук дело! Я правда хорошо лечу?

— Да, — проговорила Сэти, — очень хорошо.

— Надо нам с этого холма убираться да поскорее. Давай-ка. Я тебя провожу вниз, к реке. Тебе ведь туда надо? А сама я на большое шоссе пойду. Выведет точнехонько в Бостон. А в чем это у тебя все платье?

— В молоке.

— Господи, все у тебя не так, как у людей!

Сэти опустила глаза, посмотрела на живот и потрогала его. Ребенок, конечно, умер. Она-то ночью не умерла, зато умер ребенок. Ну раз уж так оно получилось, то теперь ее ничто не остановит. Она доставит молоко своей малышке, даже если ей придется переправляться через реку вплавь.

— Ты разве есть не хочешь? — спросила Эми.

— Я ничего не хочу, лишь бы поскорее попасть куда надо, мисс.

— Ну-у. Ладно, не спеши. Тебе ведь, наверно, как-то обуться надо?

— А как?

— Сейчас я придумаю, — сказала Эми и действительно придумала. Оторвала два куска от шали Сэти, набила их листьями и привязала эти мешочки к ее ступням, неумолчно при этом болтая.

— Сколько тебе лет, Лу? У меня уже четыре года месячные, а никаких детей ни от кого нет. Нет у меня времени с каким-то там молоком возиться, потому что…

— Я знаю, — ответила Сэти. — Тебе нужно в Бостон.

К полудню они увидели реку; потом подошли достаточно близко, чтобы ее услышать. Часам к трем они уже могли бы из нее напиться, если б захотели. На небе появились четыре звезды, когда они обнаружили, что поблизости нет ни одной пустой лодки, которую Сэти могла бы взять без спросу, и ни одного перевозчика, который согласился бы переправить на тот берег беглянку. Впрочем, лодка нашлась. В ней было одно весло, множество дыр и два птичьих гнезда.

— Ну, вот тебе и лодка, Лу. Господь с тобой.

Сэти видела перед собой целую милю темной воды, через которую предстояло плыть с одним веслом в утлой лодчонке да еще против течения, несущего воды Огайо в Миссисипи, что была в сотнях миль отсюда. Река вдруг показалась ей похожей на дом, на убежище, и ее ребенок (который все-таки оказался жив), видимо, тоже так считал. Во всяком случае, стоило Сэти подойти поближе к реке, ее собственные воды хлынули потоком, словно желая воссоединиться с водами Огайо. Сэти показалось, что она треснула изнутри; сильнейшая схватка заставила ее изогнуться дугой.

— Ты что это делаешь, а? — возмутилась Эми. — У тебя что, совсем мозгов нет? Сейчас же прекрати! Тебе говорю, прекрати это, Лу, тупица ты этакая! Тупее просто на свете не бывает. Эй, Лу! Лу!

Сэти больше не могла ни о чем думать, лишь бы куда-нибудь заползти. Она подождала, когда вслед за приступом чудовищной боли наступила долгожданная передышка, и на коленях заползла в дырявую лодку. Лодка качнулась под ее тяжестью, и она едва успела упереться обвязанными тряпками с листьями ногами в скамью, когда от очередной схватки у нее перехватило дыхание. Задыхаясь от боли и видя в небесах над собой четыре летних звезды, она вытянула ноги и раздвинула их, потому что уже начала появляться головка, как сообщила ей Эми, словно сама Сэти этого не понимала, словно та боль, что разрывала ее изнутри, была просто трещиной на воткнутой в скобу орешине или слезой, зигзагом скатившейся по нежной кожице небес после удара молнии.