— А как насчет Джуди? Она меня пустит к себе?
— Это зависит от того, что у тебя на уме.
— Так, значит, ты все-таки знаешь Джуди?
— Юдифь. Я всех здесь знаю.
— И на Планк-роуд?
— Всех.
— Что ж, пустит она меня к себе?
Штамп наклонился и стал расшнуровывать ботинок. Двенадцать черных крючков, по шесть с каждой стороны внизу, и четыре пары дырочек сверху. Он распустил шнурки до самого низу, аккуратно поправил язычок и снова зашнуровал ботинок. Когда он добрался до верху, то тщательно скручивал разлохматившиеся концы шнурков, прежде чем сунуть их в дырочку.
— Дай-ка я расскажу тебе, как заполучил это свое имя. — Штамп туго затянул узел, потом так же туго завязал шнурок бантиком. — Меня звали Джошуа, — сказал он. — А я себя переименовал и хочу рассказать тебе, почему это сделал. — И он стал рассказывать Полю Ди о Вашти. — Я никогда ее и пальцем не тронул. Ни разу. Почти год. У нас посевная была, когда все это началось, и урожай поспел, когда кончилось. Странно, мне казалось, что дольше. Мне бы надо было сразу убить его. Она не велела, а надо было. Тогда я, конечно, еще такого терпения не набрался, как сейчас, и решил: может, у кого-то еще тоже терпения не хватает? У его жены, например. Эта мысль прямо-таки из головы у меня не выходила; дай, думаю, выясню все-таки, как ей это нравится. Мы с Вашти днем вместе в поле работали, а потом она на всю ночь уходила. Я к ней и пальцем не прикасался, и, черт меня побери, если я ей за день хоть три слова сказал. Но я все старался как-нибудь поближе подобраться к господскому дому, чтоб ее увидеть, жену нашего молодого хозяина. Да он и сам-то мальчишкой был. Лет восемнадцать, от силы двадцать. Наконец я ее заприметил; она стояла на заднем дворе у ограды. Стакан воды в руках. Пошел я туда, остановился неподалеку и шляпу снял. Потом говорю: «Простите, мисс, вы Вашти не видали? Жену мою, Вашти?» Маленькая она такая была, жалкая. Волосы черные. Лицо — не больше моего кулака. Она говорит: «Что? Какую Вашти?» Я и поясняю: «Да Вашти, мэм. Мою жену. Она говорила, что должна вам яйца принести. Не знаете, принесла или нет? Да вы ее точно знаете, она такую черную ленточку на шее носит». Молодая хозяйка порозовела, и я понял, что она все знает. Ведь это он Вашти камею на черной ленточке подарил. Она всякий раз ее надевала, когда к нему на свидания собиралась. Ну, я снова свою шляпу надеваю и говорю: «Ежели вы ее увидите, мисс, так скажите, что я ее искал, пожалуйста. И спасибо вам, мисс». Потом я сразу ушел, не стал ждать, пока она что-то скажет. Даже оглянуться не смел, пока подальше за деревья не отошел. Но она так и осталась стоять там. Голову опустила и в стакан смотрела. Я-то надеялся, что это мне куда больше удовлетворения принесет, а получилось скверно. А еще я надеялся, что, может, она все-таки вмешается и прекратит это, но они продолжали встречаться. Пока однажды утром Вашти не вошла в дом и не села молча у окна. Воскресенье было. По воскресеньям мы на своих клочках земли работали. Она сидела у окошка и глядела на улицу. А потом и говорит: «Ну вот, я и вернулась, я вернулась, Джош». А я все смотрел ей в затылок. У нее такая тонкая шейка была. И я вдруг решил сломать ей ее. Знаешь, как хворостинку — щелк и все. Ох и противно у меня на душе было, гнуснее не придумаешь!
— И ты это сделал? Сломал ей шею?
— Угу. И переменил свое имя.
— Как же ты оттуда выбрался? И как попал сюда?
— На лодке. Сперва вверх по Миссисипи до Мемфиса. Потом пешком от Мемфиса до Кумберленда.
— И Вашти тоже?
— Нет. Она умерла.
— Ох, парень! Давай завязывай свой второй башмак!
— Что?
— Завязывай свой ботинок, черт его побери! Вон он прямо на тебя смотрит! Завязывай!
— Ну что, не полегчало тебе?
— Нет. — Поль Ди швырнул бутылку на землю и уставился на золотую колесницу на ее этикетке. Никаких лошадей. Только золотая карета с синими занавесками.
— Я сказал, что хочу сказать тебе две вещи. Я пока только одну сказал. Я должен сказать и вторую.
— Не желаю я ничего знать! Не желаю. Только одно: примет меня Джуди в свой дом или нет?
— Я ведь был там, Поль Ди.
— Где это — там?
— Там, в том дворе. Когда она это сделала.
— Джуди?
— Сэти.
— О Господи.
— Это не то, что ты думаешь.
— А ты и не знаешь, что я думаю.
— Она не сумасшедшая, Поль Ди. Она этих детей любила. Просто хотела опередить того, кто боль им причинить собирался.
— Оставь ты это.
— Успеть раньше хотела.
— Оставь меня в покое, Штамп. Я знал ее еще совсем девчонкой. И она меня пугает. Мы вместе жили в Милом Доме.
Читать дальше