Зигфрид Ленц - Хлеба и зрелищ

Сколько раз ему пришлось повторить пробежку? Уже не помню. Киношники хотели отснять как можно больше кадров, они сняли бегущего Берта снизу, с моря, сняли его сверху, а потом сняли отдельно его тень, которая скользила по песку, по кустам и бирюзовой морской воде, беспрерывно видоизменяясь. Когда она пробегала под острым углом к земле, то казалась длинной, когда распластывалась по морю, — короткой…

На берегу уже появились зеваки. Покинув свои песчаные крепости, они примчались сюда; их интересовало все — и бег Берта, и работа съемочной группы. Некоторые справлялись, когда фильм о марафоне выйдет на экраны. Снизу бег не казался таким впечатляющим. Но вот Берт приблизился, и часть зрителей узнала его. У меня за спиной и рядом в толпе шептали имя Берта. А какой-то тип с ожогами от солнца громко выкрикнул его имя и помахал ему рукой, словно они были закадычными друзьями. Великое дело — популярность! Только тут я понял, что значит быть знаменитостью. Знаменитости приходится мириться с тем, что целый народ обходится с ней за пани-брата. Берт был на пути к этому… Дядя с ожогами протянул ему руку, они с Бертом обменялись рукопожатиями. Берт терпеливо отвечал на все вопросы, выражал сожаление по поводу того, что не может принять приглашения, позировал фотографам-любителям, которые обязательно хотели иметь его карточку «на память» об этом отпуске… И так же, как во время встречи на аэродроме, мне вдруг стало боязно. Слава богу, киношники скоро прекратили съемку, и от сердца у меня отлегло.

— Можешь сбросить эту жесть, малыш! Мы сделали пять дублей.

Они помогли Берту разоблачиться и отвезли нас обратно на пляж в курортный городок. Берт потащил меня за собой. Уже спустились сумерки. Мы шли мимо темных, похожих на разинутые пасти плетеных кресел с тентами, а потом поднялись по песчаной тропинке между соснами к ярко освещенному казино.

— Давай заглянем сюда, старина, — сказал Берт. — Может, сегодня мне привалит счастье. После того как целый день вкалываешь, необходима разрядка. Иначе не будешь в форме. Это как тренировка у Гизе.

У меня не было ни гроша за душой, я вообще не хотел идти, но Берт взял меня под руку и потащил. Мы уже стояли у входа в казино, как вдруг словно из-под земли вырос Матерн, за ним маячил Уве Галлаш с сонной улыбкой на губах. Они появились совершенно неожиданно. Короткое приветствие… Никто не жал друг другу руки, никто не хлопал друг друга по плечу, мы ограничились самыми необходимыми словами.

— Я хотел бы с вами поговорить, Берт.

И мы снова поплелись вниз, во второй раз прошли мимо разинутых, как пасти, плетеных кресел. Такова была воля Матерна, вице-президента общества «Виктория»… Над бухтой разнесся дробный перестук мотора — рыбацкая шлюпка возвращалась домой. В сумерках мерцала кромка пены. Над нашими головами прошумела стая птиц. Наконец-то Матерн остановился. Многозначительно прикрыл глаза, многозначительно оглядел всех нас. И только после этого высказал свою угрозу… Теперь я окончательно понял, что между ними что-то произошло. Я круто повернулся и пошел.

— …вы знаете, мы не мелочны…

Я спустился к самому морю.

— …но вы нам солгали. Не захотели выступать на чемпионате, придумали пустяковый предлог. Вам это, видите ли, ничего не давало…

Я стоял и курил у самой воды, волны лизали мои подошвы.

— Но для кино вы согласны бежать… Стоило им поманить вас пальцем, и вы забыли о своей усталости. А мы узнаем обо всем последними…

Недалеко от берега бесшумно проплыла лодка, с нее доносились звуки музыки.

— …Да, я знаю, вы не получаете гонорара. Можете мне об этом не рассказывать. Я достаточно хорошо информирован обо всем, в том числе и о сумме ваших издержек. Но не в этом суть. Главное, что с «Викторией» вы, видно, не очень-то церемонитесь… Ну что ж, и мы можем перестать церемониться со спортсменом, который…

Я отошел еще дальше, при каждом моем шаге под ногами у меня хлюпала вода.

— …Да, это мы знаем. Можете ничего не говорить. Тем более у вас нет причин удивляться, если мы сочтем нужным сделать соответствующие выводы… Добрый вечер.

Я быстро повернулся и увидел спину удалявшегося Матерна, увидел спину Уве Галлаша. Они шли по направлению к машине. Секунду Берт стоял неподвижно, ошеломленный, потом он что-то крикнул им вдогонку и быстрым шагом пошел вслед за Матерном и Галлашем, у машины Матерна он нагнал их. Теперь Берт знал себе цену. Победы, встречи, которые ему устраивали, известность, которую он приобрел… Нет, его цена выше, чем думают эти молодчики… Он чувствовал себя совсем иначе, чем в ту пору, когда работал на вонючей фабрике и выступал за «Львов гавани»… Он знал, что человек с таким именем, как он, не обязан выслушивать оскорбления. Голос его звучал уверенно; отвечая им, он был полон чувства собственного достоинства.