Зигфрид Ленц - Рассказы

Когда я вернусь домой, все наши соберутся, придут на вокзал, чтобы встретить меня, станут обнимать, будут вглядываться в мое лицо и я по их глазам увижу растерянность и печаль; они начнут меня шепотом спрашивать: Неужто это правда? Значит, все, что слыхать про Добрицу, не враки? Стало быть, она и впрямь добралась аж до Гамбурга? А верно ли, что она теперь здесь и сидит в тюрьме?

И тогда я им все расскажу, не сразу, конечно, не на вокзале; пускай обождут, пока мы не усядемся вместе за длинным столом под ореховыми деревьями, а там уж пусть слушают, что она поведала мне сама за время свидания, столь щедро отпущенное нам.

Но сперва я подтвержу им то, о чем они подозревали сами или узнали без меня. Да, свой тайный отъезд Добрица тщательно подготовила. Когда она поняла, что с нею произошло, то решила уехать, а для этого отправилась к Лаличу заложить золотую цепочку, подаренную к получению аттестата зрелости, однако вырученных денег недоставало, тогда она обошла бывших однокашников и назанимала у кого сколько можно, после чего посчитала, что по крайней мере на полдороги денег хватит. Затем она взяла дедушкин плетеный сундучок, да так, чтобы никто из домашних не заметил, и уложила туда кое-какую малость, без которой не обойтись: два платьица, свитерок бирюзового цвета, немножко белья и носочки, а с самого верху сунула, чтоб всегда был под рукой, сербскохорватско-немецкий словарик, между страниц которого спрятала письмо от Ахима и две фотокарточки. Нам, Добрица, оставалось невдомек, почему ты не купила для них рамки и не поставила у себя те фотокарточки, где был заснят этот долговязый Ахим, — на одной он стоит в плавках, с гарпуном и очками для подводной охоты, на другой он, высунувшись из окна вагона, улыбается и протягивает кому-то бутылку пива.

И пускай они услышат, что, едва начало светать, Добрица пошла на вокзал, но там еще было безлюдно и все закрыто, поэтому она села на скамейку под лучи разгоравшегося солнышка и принялась листать словарик, вспоминала всякие слова и каждый раз сама себя проверяла. Вокруг нее скакали грязные вокзальные воробьи, требовательно чирикали; она достала припасенный хлеб и нащипала им крошек. Деньги у нее были запрятаны в самодельном нагрудном кошельке. В то утро Добрица оказалась у кассы первой; билет она купила только до пограничной станции, потом отошла от прочих пассажиров в сторонку и стала дожидаться поезда. Она предчувствовала, что труднее всего будет именно ожидание поезда, который тем временем уже медленно полз по далекому окоему сияющей бухты; еще совсем немножечко, и она вернулась бы домой с тяготившей ее сердце ношей, поверила бы нам свой секрет. Было на ней тогда платье с крупными маками, в котором ее, стриженую худышку, все принимали за школьницу. Соседи по купе, крестьяне и рабочие, угощали Добрицу тем, что захватили на завтрак: один дал стаканчик лимонада, другой — ломоть хлеба, третий — кусок холодного мяса.

Ох и часто же, сестренка, дивились мы твоему аппетиту; была ты у нас самой щуплой, а ела вроде портового грузчика. И пускай услышат дома, как наша Добрица, которую мы с малолетства прозвали Спичкой и которая слыла девочкой застенчивой, мечтательной, несамостоятельной, одна добралась до пограничной станции и оттуда, перед тем как пойти на стоянку для транзитных контейнеровозов, послала то письмо, что потом, не веря глазам своим, мы читали и перечитывали — ведь никому из нас и в голову не могло взбрести, чтобы она на такое решилась. Да, загадала она нам загадку, и уж вовсе не вразумительной была коротенькая приписка, что она поехала искать вторую половинку от сломанной ложки; Добрица частенько морочила нас какими-то детскими загадками, вот и сейчас нам померещилось что-то вроде того. Так или иначе, а просила она нас в письме не расстраиваться и обещала вернуться домой, когда все уладит.

Никто из нас никогда не перешел бы австрийскую границу без паспорта и вообще безо всяких документов, а вот она — не от мира сего, чудачка, как нам казалось, человек, к жизни не приспособленный, — отыскала водителя грузовика, везшего овчину, мало того, внушила-таки шоферюге, что ей позарез надо через границу, а у него, видать, сердце было доброе, он согласился рискнуть и спрятал Добрицу с ее плетеным сундучком под овчины, не рассчитывая ни на какие вознаграждения.

На австрийской стороне она пересела в кабину, шофер знал уйму историй и был рад слушателю, тем более что такого терпеливого и благодарного слушателя, как Добрица, на всем свете не сыскать — смотрит тебе в самый рот своими глазищами. Неудивительно, что шофер не только довез ее до конечного пункта своего маршрута, но еще проводил на вокзал и подарил на прощание дыню.