Зигфрид Ленц - Рассказы

Задержали ее только на западногерманской границе, да и то виной всему было простодушие Добрицы (ах, сестренка, неужели ты взаправду думала, будто достаточно запереться в туалете, чтобы тебя не заметили при переезде границы?), которая и впрямь верила, что терпение все одолеет, но стоило ей отодвинуть задвижку с надписью «занято» и выглянуть в коридор, как увидела она там человека в форме, у которого терпения оказалось ничуть не меньше. Допрос происходил в служебном купе, Добрица отвечала с помощью словарика, каждый раз добросовестно листала его и протягивала тому человеку в форме, чтобы он сам выбрал нужное значение изо всех перечисленных у показанного пальчиком слова, из-за чего тот человек не только терялся сам, но и начал терять самообладание. Допрос прервался из-за неожиданной остановки поезда на перегоне; человек вышел из купе, оставив Добрицу одну, ибо был совершенно уверен, что эта тихая, покорная девчушка, которая с таким трудом, но зато и с готовностью во всем ему признавалась, непременно дождется его возвращения. А Добрица дожидаться не стала. Она углядела в окошко кукурузное поле, потянула, несмотря на строжайший запрет, ручку двери, скатилась по насыпи и в два шага очутилась среди зеленых зарослей. Там она присела, чтобы алые маки на платье ее не выдали, и просидела так до тех пор, пока поезд не скрылся из виду.

И пускай домашние услышат, как она добрела по узкой тропинке вдоль железнодорожного полотна до маленькой станции, там поменяла в банке на привокзальной площади деньги и купила билет на пригородный поезд, а позднее на экспресс «интерсити» до Гамбурга — теперь уже она никого и ничего не боялась. В купе к ней набились подгулявшие по случаю демобилизации солдаты с тросточками в руках и разноцветными лентами на соломенных шляпах. Вскоре под окном взгромоздилась горка жестяных банок из-под пива. Старались переорать друг друга несколько транзисторов, настроенных на разные волны. Добрица боялась, что обидит солдат, если уйдет из купе; она взяла предложенный кусок колбасы, глотнула пива.

8 ответ на все расспросы она лишь качала головой и показывала словарик.

Один за другим попутчики уходили из вагона, громко прощаясь и пошатываясь; оставшиеся в купе двое солдат запели тихими, неуверенными голосами; Добрица поняла, что это они поют для нее, и ответила им своей песней. Ах, сестренка, ты всегда была приветлива той особой приветливостью, которой не нужны слова.

Любой из нас если прибудет в чужой город запоздно, то сначала позаботится о ночлеге, потом выспится хорошенько, а уж утречком пойдет по своим делам. Любой-то любой, только не Добрица. С письмом в руке слонялась она по темному вокзалу и до тех пор останавливала прохожих, пока один из них не сжалился и не отвел ее на перрон, от которого шла городская электричка на Баренфельд. Было уже часов десять, когда она доехала до места, народу сошло на станции совсем немного, дул ветер, моросил дождик, зато первой же женщине, которой Добрица протянула письмо, оказалась знакома улица, написанная на конверте, им даже было по пути. Женщина довела ее до двухэтажного дома, в окнах которого горел свет, толкнула кованую садовую калитку, пропустила Добрицу, а сама пошла дальше. Лишь после нескольких настойчивых звонков в доме что-то зашевелилось, послышалось шарканье ног, наконец, дверь отворилась, и перед Добрицей появился отец Ахима, одетый в мешковатую пижаму толстяк с бугристым лбом. Он недоверчиво обвел ее глазами, не обращая внимания на письмо, протянутое Добрицей вроде визитки. Поверх ее плеча он вперился в палисадник, будто выискивал того, кто подослал к порогу девчонку, а сам затаился в темноте. Добрица назвалась сама и назвала имя Ахима, затем с грехом пополам сложила несколько слов, чтобы объяснить толстяку, откуда она приехала и что ей надо срочно повидать Ахима; он лишь слушал ее, да и то с таким видом, будто вот-вот захлопнет дверь. Но тут на пороге возникла седая женщина, она молча отстранила мужа, испытующе оглядела Добрицу — видно, письмо и плетеный сундучок послужили ей достаточным объяснением — и пригласила запоздалую гостью в дом. Со стола убрали целую кипу кроссвордов. Подали чай с ромом. Толстяка, казалось, интересовало лишь одно — из чего сплетен сундучок, а заодно он рассматривал и сумочку из козьей кожи с бахромой, зато его жена тем временем ловко и доброжелательно расспрашивала Добрицу о ее семье и о знакомстве с Ахимом.

Поверь, сестренка, мне ли не ведать боли, когда не хватает слов, чтобы выразить то, что думаешь, чувствуешь и о чем хочешь сказать. Словарик выручил даже больше, чем можно было ожидать; самое главное они выяснили. Мать Ахима впервые услышала о случившейся прошлым летом аварии и о том, кто помог Ахиму, о новой встрече на пляже, о покусавших Ахима диких пчелах и о том, как Добрица лечила его мазями. Узнала мать о поездке на остров, пикнике и о данном обещании, только вот про сломанную ложку, скрепившую то обещание, она ничего толком не поняла.