Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

— Всякое случается, полагаю.

— Жизнь на пятачке вертится.

— Вот-вот.

— A-а. Едва не забыл. Грег Вассерман передает тебе привет. Я сегодня утром у него собеседование проходил, на работу устраивался.

— О, это был бы отличный вариант для тебя. Я вправду надеюсь, что тебя возьмут. Посмотрю, смогу ли замолвить за тебя словечко. Мы с Грегом давние знакомые.

— Так и он говорит.

После того, как подали еду, я рассказал Стэну все. Рассказал ему все про то, как провел время в Канзасе. Сам не знаю, почему. Или сам не знаю… с другой стороны, а почему бы и нет?

— В то утро, — сказал я, — будто все к одному было ужасным, и я никак не мог ничего развернуть обратно. Все так и продолжает идти не так.

— Я об этом очень много думал, — сказал Стэн. — Знаешь. На этот счет есть кое-какие по-настоящему древние теории, верно? Вроде той самой теории о том, что богатые становятся богаче, а бедные — беднее. Похоже на то, как моя мама когда-то говорила: «Невзгоды приходят по трое».

— А есть теории, как от этого шаблона избавиться?

— Наверное. Нам просто нужно свой взгляд нацелить на то, чтобы все снова стало нормально. По-моему, мы попросту обязаны быть уверены в том, что способны попасть отсюда туда.

— Ты веришь в это?

— Я тружусь над этим, — сказал он.

— Что ж, значит, ты действуешь лучше меня. Понимаешь, это отличает тех, чьи чувства бьют прямо в лоб. Они раньше уходят со старта, чем люди вроде меня. Я все еще только раздумываю о том, что произошло. И это словно… я просто не знаю мира, в котором живу. Не знаю, что нам положено делать с таким миром, как этот.

— Если только у тебя в кармане нет другого мира, — сказал Стэн, — нам приходится прокладывать себе путь в этом.

— Видишь? Мне придется побольше потереться возле тебя. Глянуть, не изменится ли что-то.

— В любое время, Рассел.

Тут-то мы и пообещали друг другу продолжить общение. В ближайшее время. И, принимая во внимание последние события, я сообразил, что вполне возможно, что и на самом деле продолжим.

Я проснулся и убрался в доме. Буквально сверху донизу. Я даже поснимал все шторы и отнес их в химчистку. Заплатил по всем просроченным счетам, воспользовавшись кредиткой. Нашел место в коридорном шкафчике для хранения своей коробки и коробки Бена. Нашел место на комоде для праха моей матери. Временно.

Как я мог устроить панихиду по матери, если на ней не мог присутствовать Бен?

Я вновь отделался от этой мысли.

Рождественскую деревню я установил на верху книжного шкафа в гостиной. Надеялся, она прибавит уюта.

Я в точности знал, что делал. Старался напором ускорить перемену. Изо всех сил старался возвратить жизнь. Направить ее по новому пути.

К половине четвертого я выбился из сил. Уселся, глядя на деревню в огоньках, и понял, что без штор я, по сути, обречен видеть изменившийся силуэт нижнего Манхэттена.

«Возврат», — думал я. Возврат. Только как возвратишь силуэт нижнего Манхэттена?

Не знаю, была ли то уловка или просто сказался неизбежный голод, только я решил, что и часу прожить не смогу без тайской рисовой лапши. И собрался сбегать в какой-нибудь тайский ресторан, даром что шел снег, а ближайшее приличное заведение находилось в двадцати двух кварталах.

Потом поймал такси до дому, чтобы еда не превратилась на холоде в камень.

Проходя по вестибюлю, я опустошил свой почтовый ящик и понес почту и лапшу наверх. Понимал, что на самом деле сидеть в квартире мне не хочется, но на улице было холодно. А где-то находиться мне надо было. Переодевшись в тренировочный костюм, уселся, скрестив ноги, на диване, любуясь рождественской деревней и поедая лапшу деревянными палочками. Посреди ужина взялся за почту. После возвращения домой это был лишь мой второй набег на почтовый ящик, и в нем было всего два послания. Одно — последнее предупреждение об отключении электричества. Но за него я заплатил утром, пользуясь Интернетом, поэтому, рассудил, на это можно не обращать внимания. Второе послание пришло в простом самодельном конверте, без обратного адреса и со штемпелем Уичито. Что, наверно, на самом деле означало Ниебург. Вся ниебургская почта переправлялась ночью в Уичито для штемпелевания.

Сердце у меня в груди забарабанило: старое и нежеланное ощущение, — и я грубо дернул конверт, порвав его. Увы, это не было письмом от Анат. По сути, оно и письмом-то не было. И я не представлял… не представляю себе, от кого оно было.

Внутри не было ничего, кроме вырезки из «Ниебург уикли лидер», тощей подделки Нигдебурга под местную газету. Название статьи гласило: «Армия Национальной гвардии признает, что ниебургский солдат был убит огнем по своим».