Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

Я упал навзничь, и какая-то тетрадка больно впилась мне в спину. Помню, я подумал, что рядом с Беном становится больно даже тогда, когда мы, казалось бы, прекрасно ладим.

— Ууу, — заныл я, потирая ушибленное место на груди, хотя спине было больнее.

— Прости, — Бен протянул руку, чтобы помочь мне встать. — Нельзя тебя выводить за скобки. Мне еще много работы предстоит. Ведь так?

— Еще бы, — и поднялся сам, без его помощи.

Я сел за пустой стол, и он плюхнулся напротив меня, глядя так, словно был готов меня сожрать. Будто, если он меня слопает, это как-то поможет преуспеть ему в чем-то. В том, что было у меня, а ему этого сильно недоставало.

— Как у тебя получается так все запоминать?

— Не знаю. Все просто заходит и прилипает.

— Жаль я не знаю, как ты это делаешь. Это единственное в тебе… Ну, второе. На самом-то деле. Ты еще кое-что умеешь, и мне бы хотелось знать — как.

— Что?

Он долго выжидал, делая вид, что запутался в собственных мыслях. Я был готов поспорить на деньги, что он так и не скажет. Но он меня удивил.

— Как ты делаешь так, что маме с Бертом всегда нравишься больше?

Мне в восемь лет, наверно, не хватало такта. Потому что я просто говорил правду. Вы бы решили, что в таком возрасте уже следовало соображать получше.

— Ты просто… не надо быть гадким.

И это стало для Бена детонатором.

Когда я оглядываюсь назад, то мне вроде бы ясно, что я запускал цепную реакцию, утверждая, что он не прав, гадок и неисправим. Но тогда это больше воспринималось просто, как высказать очевидное. И реакции Бена на подобное были понятны мне примерно так же, как и математический анализ.

Он выскочил из-за стола так резко, что стол качнулся в мою сторону, я отпрянул на стуле, тот опрокинулся, я упал на спину и ударился головой обо что-то на полу. Так и не разобрался, обо что.

— Да пошел ты! — завопил Бен. — Убирайся к чертям из моей комнаты! Я этот текст сам выучу! Прекрасно без тебя обойдусь, говнюк ты эдакий!

Я выскочил из его комнаты. Заперся в собственной спальне лечить свои раны. Телесные и другие.

Когда наступил вечер школьного спектакля, дела у Бена шли как угодно, но только не блестяще.

Я сидел в третьем ряду актового зала, между матерью и отцом. Они склонялись надо мной, чтобы поговорить друг с другом. Чтобы сказать такое, чего мне никак не хотелось слышать. Это было мучительно.

Мать давала советы отцу, как не ущемить чувства Бена в связи с его первым театральным представлением.

— Вот что, скажи ему что-нибудь ободряющее, ты слышишь? Даже если он сыграет неудачно.

— Н-да, не думаю, что это верный путь в воспитании мальчика. Называть неудачное удачным.

— Я и не говорила, что тебе придется называть игру хорошей, если это не так. Просто нужно поддержать и ободрить.

— Как это?

— О, я не знаю… — теряя терпение, отмахнулась мама. — Почему всегда мне приходится за тебя думать о таких вещах? У тебя свои мозги есть. Ты же можешь сказать что-то вроде: «Что ж, Бен, если будешь стараться и продолжать заниматься актерством, то сможешь чего-нибудь добиться».

Долгое молчание.

Потом отец произнес:

— Просто держи пальцы скрещенными на удачу.

Когда Бен наконец выступил на сцену, держа окрашенный деревянный меч, я почувствовал, как разряд пробил электрическую напряженность между родителями.

Бен поднял свой деревянный меч на мальчика ниже его ростом дюймов на восемь, который нервно поглядывал на зрителей.

— Я здесь, чтоб защитить… — начал Бен, потом запнулся, и я понял, что нам не миновать большой беды.

Честно скажу, я был удивлен. Знал, что Бену плохо дается запоминание, только я знал и то, насколько спектакль был важен для брата. Вот и решил, что Бен отыскал способ как-то справиться с задачей. Упорным трудом, возможно. Или, может, это бы я так поступил.

Вся публика в зале почувствовала неладное и слегка шевельнулась разом на своих местах. Краем глаза я увидел, как отец закрыл лицо своей большой ладонью.

— Я здесь, чтоб защитить… право…

Вновь тягостное молчание.

Я стал нашептывать: «Я здесь, чтобы защитить ее честь, честь, дарованную ей по праву ее положения в королевстве».

Когда ничего не произошло, я поднялся на ноги, готовый произнести текст достаточно громко, чтобы Бен расслышал его. Почувствовал на макушке мамину руку. Она надавила, и я был возвращен на свое место. Мама приложила палец к моим губам.

— Ему придется выпутываться самому, — шептала она мне на ухо. — Как бы плохо все ни складывалось. Мы не хотим быть жестокими. Просто так тому суждено быть.