Кэтрин Хайд - Когда ты был старше

Я сидел в гостиной с родителями, мы смотрели по телевизору предновогоднее развлекательное шоу, концом которого было окончание бала. Несколько раз мне почти приходилось удерживать веки пальцами, чтобы они не смыкались. У отца имелся старый стартовый пистолет, и сразу после того, как бал кончился, он принес его в гостиную, где сидели мы.

— Я спущусь туда и выстрелю из этого, — сообщил он, — это привлечет их внимание, и они поймут, что вечеринка окончена. — Потом, глянув прямо на меня, он добавил: — Если ты не хочешь проделать это.

— Да-а, пусть Расти, — поддержала мама. — Если это будет исходить от него, получится милее. Не так неловко для Бена, как если бы спустился его отец и всех выставил.

Я ощутил холодный металл в своих руках, когда брал пистолет у отца, и его тяжесть. Пришлось себе напомнить, что это не настоящее оружие.

— Что мне с этим делать?

— Просто спустись вниз, направь пистолет в потолок, нажми на спуск и скажи: «Вечеринке конец». Гарантирую, что к тому времени к тебе будет приковано все внимание.

Почти разбитый параличом ответственности, я спустился по ступеням в подвал.

Народу там было битком. Стоял громкий ор. Никакого спиртного, конечно же, не должно было быть, но плохо державшиеся на ногах ясно давали понять: кое-кто запрет обошел и принес тайком алкоголь.

Пока я пробирался к середине «игровой», мне дважды наступили на ногу.

Бена я увидел лежавшим на старой зеленой кушетке. Поверх какой-то девицы. Он просто лежал, не двигаясь, зарывшись лицом в изгиб девичьей шеи. Он ее не целовал, не ставил засосов. Он вообще ничего не делал. Просто зарылся в нее лицом.

Я поднял пистолет и заткнул одно ухо пальцем. Что было глупо: конечно же, оставалось еще и другое ухо. Неправильное ухо. И я нажал на спуск. Звук получился оглушительный. Почти буквально. Я какое-то (довольно долгое) время ничего не слышал, кроме звенящего шума в правом ухе.

Подняв взгляд, я увидел, что все друзья Бена попросту застыли. Глядя на меня во все глаза. Потом один упал, корчась от смеха.

— Вечеринке конец, — возгласил я.

Раздалась пара протестующих стонов (невзирая на то, что все заранее согласились с таким правилом), а приятель Бена, Курт, сказал:

— Бен, нам что, и вправду придется уйти?

Мне показалось, что Бену потребовалась не одна минута, чтобы поднять голову от того места на девушке, куда он зарылся.

— Ну-да, — сказал он. — Уходите. Не то Берт спустится сюда секунд через тридцать.

Цепочка ребят исчезла с поразительной быстротой.

Я стоял посредине игровой комнаты, уставившись на Бена. А Бен лежал на кушетке — на девице, — уставившись на меня. Взгляд его был холоден и безмятежен. Это напугало меня. Оглядываясь назад с мудростью минувших лет, я понимаю: тогда он был чем-то одурманен. Чем-то покрепче фляжки-другой спиртного, несомненно, тайком принесенного на пирушку. Тогда же у меня просто возникло странное ощущение, будто Бен обратился в кого-то еще… но не по правде. Словно Бен в квадрате.

Вот так и пялились мы с ним друг на друга воистину ненормально долго.

Потом Бен поднял ладонь и сложил из пальцев пистолет. Навел его на меня и держал под прицелом в течение нескольких леденящих мгновений. Затем хладнокровно нажал на воображаемый спусковой крючок. Его ладонь даже назад дернулась от отдачи выстрела.

Выражение его глаз ничуточки не изменилось, пока он убивал меня.

Потом он вновь уткнулся лицом в свое убежище, а я побежал по лестнице обратно наверх.

Родители уже легли. Они не уложили меня спать. Они не проверили, как дела у Бена. По-моему, они не обратили особого внимания, когда Бен вернулся наверх (и даже вернулся ли вообще).

Я понятия не имел, долго ли он оставался внизу с той девицей или чем они занимались. Я даже не знаю, кто она такая была.

Я только понимал: мне уже не забыть взгляд Бена, когда он целился в меня из воображаемого пистолета.

Я всегда говорил про то, что Бен убьет меня, или как он лежит в засаде, чтобы меня убить, только это все были фигуральные убийства. И я не утверждаю, будто это было подлинным или хотя бы указывало на возможность его совершения. Скорее так: вдруг стало ясно, что ничего нельзя исключить. Я просто перестал быть абсолютно, решительно, стопроцентно уверен, что нечто подобное невозможно.

Отец наживил мне приманку на крючок. К сожалению.

— Держи, — сказал он. — Я знаю, что черви тебе на самом деле не нравятся.

Бен понимающе ухмыльнулся мне.