Мор Йокаи - Призрак в Лубло

— Браво, Домороци! – послышалось в ту же минуту за моей спиной. И человек десять сразу закричали: – Браво, браво!

Я обернулся, желая узнать, что произошло. Оказывается, Домороци отстегнул свою вишневую бархатную венгерку и прикрыл ею лужу. Очаровательная невеста, улыбаясь, прошла по ней. Пожалуй, это была первая ее улыбка за весь день.

Позже я узнал, что венгерка Пишты до тех пор лежала в луже, пока по ней не прошли все дамы. Представляю себе, как втоптали ее в грязь дородная госпожа Слимоцкая и грузная госпожа Чато, весившая около ста килограммов.

Лишь после этого слуга унес венгерку домой, чтобы высушить и вычистить ее.

Что рассказать о церковной церемонии? Во время нее не произошло ничего особенного. Тривиальный, многими проторенный путь к тому, чтобы делить хлеб-соль, – о мёде-то стоит ли и упоминать, ведь он бывает только вначале. Еще менее я собираюсь утомлять читателя описанием всех подробностей обеда – ведь каждому случалось бывать на свадьбе и еще никто не умер там от голода. Я опускаю всевозможные детали, которые интересовали лишь присутствующих, отдельные неурядицы и инциденты, не стану рассказывать о том, как выскакивали тарелки и чашки из рук прислуживавших за столом лакеев, как один из них облил соусом уже знакомое нам гранатового цвета платье досточтимой хозяйки дома, отчего у нее вырвалось восклицание: «Боже правый! Какое счастье, что на мне не парижское платье!» (Так благое провидение искусно превращает в счастье величайшую неудачу.)

Я опускаю несметное количество великосветских шуток и острот, которые мгновенно рождаются и умирают, подобно мимолетным искрам, а также тосты, бессмертные, подобно Агасферу, и кочующие с одной свадьбы на другую; умолчу даже о своей речи шафера. (Если вы хотите услышать ее, пригласите меня шафером к себе на свадьбу.) Стоит ли говорить, что ни у невесты, ни у жениха не было аппетита, – ведь это совершенно естественно. Амур –

умный маленький божок, он лишает нас аппетита, одерживая победу над этим зловредным и требовательным субъектом, который многое мог бы испортить, если бы вдруг объявил, что вступающие в брак должны позаботиться и о хлебе насущном.

Молодые сидели рядом, смущенные и растерянные, часто поглядывая друг на друга, но едва поднимал глаза жених, как невеста тотчас же их опускала. Когда к ним обращались с вопросом, они улыбались, но отвечали совсем невпопад. Нетрудно было заметить, что мы обременяем их своим присутствием. Эндре несколько раз вытаскивал часы, а Катица время от времени спрашивала:

— Который час?

— Еще только пять.

— Во сколько уходит поезд?

— В одиннадцать.

— Это точно?

— Точно!

Разговаривая, они не глядели друг на друга: он смотрел в свою тарелку, она созерцала свое кольцо.

— А во сколько мы отправимся отсюда?

— После девяти.

— Не очень будет темно?

— Все зависит от того, взойдет ли луна.

— Мама, ты не знаешь, луна будет?

– Ах, бог ты мой, откуда же мне взять для вас луну?

Папаша Кёниггрэц весело прикрикнул на жену:

— Почем ты знаешь, нужна им луна или, наоборот, не нужна. Ее ведь ценят только влюбленные. Хм... Молодожены уже не нуждаются в небесном светиле! Хм... Так как же, детки, нужна вам луна или нет?

Катица зарделась как маков цвет. Эндре поспешил ответить:

— Нужна, нужна!.

— Хм. . посмотрим, кто из вас боится темноты, – подтрунивал над ними старый солдат.

— Она, – ответил Эндре.

— Она? Кто это «она»? Разве так следует говорить, черт побери! Изволь-ка сейчас же сказать – моя жена.

Катица испуганно взглянула на Эндре.

— Нет, нет! – чуть слышно запротестовала она дрожащим голосом. – При всех! Ой, не надо!

Раздался смех, и вся компания пустилась на хитроумные уловки, желая заставить Катицу сказать «мой муж».

Она ни за что на свете не соглашалась произнести это слово, а в душе у нее все ликовало, хоть она отрицательно качала головой.

Забавные шуточки, – стоит ли о них писать? Они меня мало занимают. Для врача и высокая температура, и замедленный пульс – всего лишь симптомы. А для шафера свадьба – короткий эпизод в бурно проносящейся жизни.

Бывалый шафер – старая лиса, его мало трогает поэтическая сторона дела. Ведь все меняется с годами. Самый что ни на есть горький пьяница когда-то в младенческом возрасте пил одно молоко. Я видел немало застенчивых невест; перед венцом это были нежные и хрупкие лилии, когда же мне вновь приходилось встречаться с ними, они били тарелки о головы своих мужей.