Мор Йокаи - Призрак в Лубло

подлинный сад! Один парк следует за другим, один замок сменяет другой. Неясно только, где же земли, принадлежащие владельцам замков и английских садов.

Справа и слева на белых лентах проселочных дорог, которые, словно ручейки в реку, вливаются в тракт, чернели, одни ближе, другие дальше, господские экипажи.

Некоторые из них были так далеко, что казались медленно ползущими жуками-рогачами, в тех же, что были поближе, цветные зонтики указывали на присутствие дам.

Чапицкий знал всех наперечет.

— Они все едут на свадьбу, – приговаривал он, – Вот госпожа Недецкая с двумя дочерьми. Одна из них – подружка невесты. А вон там, у кустарника, четверка чалых дядюшки Миклоша Богоци. Это пожилой балагур и весельчак. В любой компании – душа общества.

— Вероятно, остроумный человек?

— Да нет, но он восхитительно подражает далекому тявканью собак и вообще мастер копировать других животных. Когда он хрюкает, изображая резвящихся поросят, все готовы лопнуть со смеху.

Следовавшие непосредственно за нами экипажи мы поджидали у перекрестков. Чапицкий спрыгивал на землю и по очереди обнимался со своими родичами и земляками,

а с теми из них, кто исповедовал лютеранство, еще и целовался. Какой-то веселый господин сгреб Чапицкого в объятья, так что у того кости затрещали.

— Сервус51! Как поживаешь, писака? – проговорил он по-словацки.

Надо сказать, что язык комитата Шарош весьма смешанный. Например, уже и в старое время говорили так:

«Гони-ка вон ту кравичку на эту лугу» (гони-ка вон ту коровенку на этот луг), – а ныне, после того как шарошанцы, объездив весь свет вплоть до Америки, вернулись домой, их речь стала пестрить еще и английскими словами.

Встречаясь с земляками, Чапицкий знакомил и меня с некоторыми из них.

— Господа Прускаи, – сказал он, представляя мне двух краснощеких джентльменов, – из рода Ташш52. И могут доказать это, – восторженно добавил Чапицкий.

– Ну, этого, пожалуй, не докажешь, – смеясь, возразил один из Прускаи, принадлежавших к роду Ташш, – однако и вы не смогли бы доподлинно доказать, что мы не происходим от них.

В фаэтоне, запряженном четверкой вороных, среди множества коробок и шкатулок восседала госпожа Слимоцкая со своими дочерьми. Что за очаровательные создания! Миленькие вздернутые носики, пикантно неправильные и вместе с тем такие хорошенькие и свеженькие личики!

51 С е р в у с – принятое в Венгрии приветствие, предполагающее обращение на «ты».

52 Т а ш ш – вождь одного из семи венгерских племен, в конце IX в. вторгшихся под предводительством Арпада на Паннонскую низменность, где позднее и возникло венгерское государство.

— Вдова Слимоцкая, – пояснил мне коллега, – знатная особа! Она из рода Кунд; их герб – щит, разделенный на семь частей в память вождей семи племен.

Продолжательница древнего рода – вдова Слимоцкая играла в фаэтоне с дочерьми в карты и по временам разглядывала в лорнет окрестности. Словом, семейство Слимоцких вид имело весьма респектабельный.

Подъезжая к четвертой деревне, длинная вереница фаэтонов, ландо, бричек, дрожек превратилась уже в настоящую процессию, медленно извивавшуюся по дороге.

Мы перекликались, обгоняли, останавливали друг друга. У

каждого была при себе бутылка коньяку или серебряная сигарница с гербом, наполненная гаванскими сигарами.

— Тпрру! Стойте! А ну-ка, чокнемся! За здоровье невесты!

Эти родовитые господа все до одного были веселы и беззаботны. Со мною они были с первой же минуты так приветливы и обходительны, словно я всю жизнь провел среди них.

— Э-гей, Миклош (ибо мое имя – Миклош), а здорово, что ты попал сюда, в наши края! Сам бог привел тебя, брат

Данцингер, к нам. Не закуришь ли эту грошовую сигарку?

И тут же угощали меня гаванской сигарой, стоящей форинт штука. Пренебрежительно называть ее грошовой сигаркой – значит и впрямь, черт возьми, жить на широкую ногу!

Если первый экипаж останавливался, то останавливаться приходилось и остальным. Тогда все высаживались, и по кругу пускались коньячные бутылки. Богоци настойчиво просили изобразить тявканье собаки; он сначала отнекивался, но как только ему сказали, что я хотел бы послушать его, старик не заставил себя дольше упрашивать и принялся лаять, да так натурально, что мопс госпожи Недецкой, которого хозяйка повсюду таскала с собой, начал тявкать ему в ответ.