Кнут Гамсун - Плоды земли

Для Исаака это была тяжелая весть.

– Она уехала? – громко спросил он.

– Да, – ответила Олина.

– В какой день это было?

– На другой день после того, как ты ушел.

Исаак понял, что Ингер снова решила остаться одна в решительную для нее минуту, оттого-то и велела ему взять с собой все деньги. Ох, а Ингер и самой, наверно, понадобилась бы кое-какая мелочь в дальнюю дорогу!

Но вышло так, что мальчуганы сейчас же занялись маленьким желтеньким поросенком, которого Исаак привез с собой. Впрочем, больше ничего он и не привез! Имевшийся у него адрес Гейслера устарел, Гейслера в Швеции не было, он вернулся в Норвегию и жил в Тронхейме. А поросенка Исаак нес на руках всю дорогу из Швеции, кормил его молоком из бутылки и клал спать к себе на грудь; ему хотелось порадовать Ингер, и вот теперь с ним играют и забавляются Элесеус и Сиверт. Это несколько развеселило Исаака. Вдобавок Олина сказала: ленсман просил передать ему, что казна согласилась наконец продать Исааку Селланро и ему надо только прийти к ленсману в контору и заплатить деньги. Это было хорошее известие, оно вывело Исаака из его тяжкого уныния. Несмотря на страшную усталость, он положил в торбу припасов и сейчас же отправился в село. Наверное, в нем тлела маленькая надежда, что он еще успеет захватить там Ингер.

Сорвалось, Ингер уехала на восемь лет. На душе у Исаака стало пусто и мрачно, он едва слышал, что говорил ленсман: печально, что случаются такие вещи. Он надеется, что Ингер это послужит хорошим уроком, она изменится, исправится и не будет больше убивать своих детей!

Ленсман Хейердал в прошлом году женился. Жена его не хотела быть матерью, решив не иметь детей, благодарю покорно! У нее их и не было.

– Наконец-то мы можем покончить с делом Селланро, – сказал ленсман. – Королевское министерство согласилось на продажу приблизительно на тех условиях, что я предложил.

– Так, – сказал Исаак.

– Тянулось оно долго, но меня утешает, что мои труды не пропали даром. Все, что я изложил, прошло почти точка в точку.

– Точка в точку, – повторил Исаак и кивнул головой.

– Вот купчая, тебе остается затвердить ее на первом же заседании суда.

– Ладно, – сказал Исаак. – А сколько мне придется платить?

– Десять далеров в год. В этот пункт министерство внесло маленькое изменение – десять далеров в год вместо пяти. Не знаю, как ты к этому отнесешься.

– Только бы мне справиться, – сказал Исаак.

– Срок – десять лет.

Исаак испуганно поглядел на него.

– Иначе министерство не соглашается, – сказал ленсман. – Да это, в сущности, вовсе и не цена за такой большой участок, обработанный и обустроенный, как у тебя.

Десять далеров на этот год у Исаака имелись, он выручил их за дрова и за козий сыр, который сделала Ингер. Он уплатил деньги, и еще немножко осталось.

– Прямо счастье для тебя, что министерство не проведало о преступлении твоей жены, – сказал ленсман, – а не то, может статься, передало бы участок кому-нибудь другому.

– Так, – сказал Исаак и спросил: – Стало быть, она и впрямь на восемь лет уехала?

– Да, тут уж ничего не поделаешь, правосудие должно совершиться. Впрочем, приговор ей вынесли мягче мягкого. Теперь тебе остается одно: проведи четкие границы между своим участком и казной. Выруби лес и кустарник по прямой линии по тем вехам, что я расставил и отметил в протоколе. Дрова пойдут в твою пользу. Я приеду немного погодя посмотреть.

Исаак отправился домой.

Быстро ли идут годы? Да, для того, кто состарился.

Исаак не был стар и немощен, для него годы тянулись долго. Он работал на своей усадьбе, предоставив железной своей бороде расти, как ей заблагорассудится.

Временами череду однообразных дней в этом пустынном уголке нарушал мимохожий лопарь или какое-нибудь происшествие с одним из домашних животных, потом все снова шло по-старому. Однажды к ним пожаловала целая толпа мужчин, они сделали привал в Селланро, поели, попили молока, расспросили Исаака и Олину о тропинке через горы, сказав, что идут проводить телеграфную линию, а в другой раз приехал Гейслер – сам Гейслер. Он беспрепятственно пришел из села в сопровождении двух людей, нагруженных горным инструментом, заступами и мотыгами.

Ох уж этот Гейслер! Он был все такой же, как раньше, нисколько не изменился, поздоровался, поговорил с детьми, вошел в избу, опять вышел, оглядел землю, заглянул на скотный двор, на сеновал.

– Превосходно! – сказал он. – У тебя еще сохранились те камешки, Исаак?