Кнут Гамсун - Плоды земли

– Послушай, Исаак!

– Чего тебе? – спросил Исаак.

– Ты не спишь?

– Ну?

– Нет, ничего, – говорит Ингер. – А только я была не такая, как надо.

– Чего? – недоуменно спрашивает Исаак и тоже приподнимается на локте.

Они лежат и разговаривают. Она все-таки редкостная женщина, и на сердце у нее тяжело.

– Я была для тебя не такою, как надо, – говорит она. – И оттого мне так тяжко!

Эти простые слова умиляют его, умиляют мельничный жернов: ему хочется утешить Ингер, он не понимает, в чем, собственно, дело, понимает только, что другой такой, как она, нет.

– Вот уж о чем не стоит плакать, – говорит Исаак, – никто не бывает таким, как надо.

– Ах! Нет, нет, – с благодарностью отвечает она.

У Исаака такие здравые понятия о вещах, он, как никто другой, умеет выпрямить то, что покосилось. Кто из нас таков, каким бы должен быть? Исаак прав; даже он, бог своего собственного сердца, который ведь все-таки бог, пускается порой на приключения, и тогда видно, какой он дикий: нынче зароется в груду роз и смотрит на них, как кот на сметану, а завтра занозит ногу шипом и вытаскивает его с гримасой отчаяния. Умирает он от этого? Вовсе нет, каким был, таким и остается. Еще бы не хватало, чтоб он умер!

Оправилась от своих переживаний и Ингер, она пережила свое горе, но осталась верна благочестивым размышлениям и находит в них надежное утешение. Ингер неизменно прилежна, терпелива и добра, она ставит Исаака выше других мужчин и смотрит на мир его глазами. С виду он, конечно, не красавец, и певец из него никакой, но он еще хоть куда, ого-го! Спросите-ка ее! И опять вышло, что набожность и нетребовательность – большое благо.

И вот явился этот коротышка-помощник из Великого, этот Андресен; явился он в Селланро в воскресенье, и Ингер не взволновалась, совсем напротив, даже не удосужилась подать ему сама кринку молока, а так как работницы не было дома, послала вместо себя Леопольдину. И Леопольдина отлично справилась с поручением, и сказала: «Пожалуйста», – и вся вспыхнула, хотя одета была по-воскресному, и не от чего было ей стесняться.

– Спасибо, напрасно ты беспокоилась! – сказал Андресен и спросил: – Отец твой дома?

– Должно, вышел куда-нибудь.

Андресен выпил молоко, утер носовым платком рот и посмотрел на часы.

– Далеко отсюда до рудника? – спросил он.

– Нет. Час ходьбы, а то и меньше.

– Я иду туда по поручению Аронсена, я его помощник.

– Ну?

– Разве ты меня не знаешь? Я помощник у Аронсена. Ты же приходила к нам за покупками?

– Да.

– Я тебя хорошо помню, – сказал Андресен, – ты два раза приходила за покупками.

– Не ожидала я, что вы меня запомните, – ответила Леопольдина, но тут силы ей изменили, и она ухватилась за стул.

Андресену силы не изменили, он расхрабрился и сказал:

– Как же мне тебя не запомнить! – И прибавил: – А ты не можешь пойти со мной на гору?

Перед глазами у Леопольдины замелькали какие-то удивительные красные круги, пол поплыл из-под ног, а голос помощника Андресена донесся откуда-то совсем издалека:

– Тебе некогда?

– Да, – ответила Леопольдина.

Бог знает как она добралась до кухни. Мать взглянула на нее и спросила:

– Что с тобой?

– Ничего.

Ничего – ну конечно! Просто и для Леопольдины настал черед волноваться, начинать свой бег по кругу. Она весьма для этого годилась, вытянулась, похорошела, только что конфирмовалась, жертва хоть куда. В юной груди ее трепыхается птичка, длинные руки, как и у матери, полны нежности, женственности. А разве она не умеет танцевать? Еще как! Удивительно, где только они научились, но и Сиверт, и Леопольдина умели танцевать – и местный деревенский танец, который они отплясывают с разными коленцами, и шотландку, и мазурку, и рейнлендер, и вальс. А наряжаться, влюбляться и грезить наяву – разве Леопольдина всего этого не умела? Точь-в-точь как другие! В церкви мать дала ей надеть свое золотое кольцо, какой же тут грех, только красиво, к тому же на следующий день, когда ей предстояло причащаться, кольца ей уже не дали и она простояла без кольца до окончания всей церемонии. Отчего же ей и не надеть в церковь золотое кольцо, она ведь дочь богатого человека, самого маркграфа.

На обратном пути с горы помощник Андресен застал Исаака дома, и его пригласили зайти. Угостили обедом и кофе. Все домашние были в горнице и приняли участие в беседе. Помощник объяснил, что Аронсен послал его поглядеть, как обстоят дела на руднике, не видать ли признаков, что скоро опять начнется работа. Бог весть, может, помощник и наврал, что его послали, он мог и сам по себе затеять эту прогулку, во всяком случае, отсутствовал он так недолго, что нипочем за это время не мог добраться до рудника.