Георгий Караславов - Дурман

— И я еще могу, сестрица, — ответила она спокойно, как будто не делала это нарочно.

— Только из снохи жилы тянуть, вот что ты можешь, — прошипела Албанка; гости сделали вид, что ничего не слышали, но лукаво переглянулись. Старуха и бровью не повела. Она шамкала ртом, низко наклонившись над столом, и только время от времени вскидывала голову, словно пробуждаясь от тяжелой дремоты.

— Всего сорок дней прошло, а как скрутило ее, на себя не похожа, вроде и не Марела.

— Со снохой не ладят, — шепнула круглолицая соседка.

— Это уж сроду так: без хозяина и дом сирота, все не так, как надо…

— Ивана женят! — снова доверительно придвинулась к ней соседка.

— Да пора уже.

Бабы шушукались, обменивались многозначительными взглядами, важно кивали головами. Кое-кто уже заворачивал просвиры, убирали салфетки, народ начал подниматься.

— Куда же вы, — забеспокоилась Кина. — Кушайте, кушайте, на помин души Минчо.

— Спасибо, будет уже, — ответила Гана, вставая из-за стола.

Поминки кончились.

Тошка и свекровь прощались с гостями, провожали до ворот, наказывая передать поклоны и приветы, доканчивали последние разговоры. На улице высказывались самые скрытые тайны, обменивались самым сокровенным, выуживали на дорожку забытые сплетни. Там и старая увлеклась разговорами, каждому сказала по словечку и в свою очередь узнала массу интересного.

Когда Тошка вернулась под навес и зашла в кухню, Албанка, выбрав удобный момент, дала ей знак, кивнув на боковушку. Тошка поколебалась: идти или не идти, а потом решила пойти. Тетка молча дернула ее за руку и увлекла в комнату.

— Тошка, родная! — укоризненно покачала она головой. — Что ж это ты так похудела, дочка? Да разве можно так, на кого же ты похожа стала, да краше в гроб кладут! Что с тобой? В чем дело?.. Где красота твоя, доченька? Где твое дородство?

— Ничего, тетенька, здорова я, — ответила Тошка дрожащим голосом.

— Как ничего, дочка, да ты только глянь на себя! И до сих пор не зайдешь ко мне, не поделишься бедой?

— Да как зайдешь? — начала оправдываться Тошка.

— Как зайдешь? — переспросила с жаром Албанка. — Неужто боишься ее, эту холеру? Да ведь ей только в могиле угодишь, сычихе проклятой! Что ж ты до сих пор мне слова не сказала, почему молчала?

Тошка едва сдерживала подступившие к глазам слезу.

— Да кто же тебе ближе, чем я, дочка? Да ведь я тебе за мать была, от вот такусенькой тебя выходила, выкормила… И я позволю ей над тобой измываться? Да знает ли она, что такое дочь воспитать, сучка бешеная!

Албанка перевела дух. Глаза ее горели. Тошка всхлипнула.

— Мучит тебя, а? — обняла ее Албанка.

— Мучит.

— Ах она, змея подколодная! Ах, подлюга проклятая! — скрипнула Албанка зубами.

— Тетенька, прошу тебя, — прижалась к ней Тошка. — Ни словечка никому, слышишь?.. Как матушку родную прошу… Ославят меня по деревне, жизни мне не будет…

— Тебя ославят, доченька? Да ты что? Вся деревня знает, какая ты у меня смирная да кроткая, словно голубонька! Уж коли кого ославят, так эту сучку ославят; думаешь, люди не знают, что это за штучка, а ты о ней тревожишься?

— Нет, нет! Я рассержусь, так и знай! — решительно стиснула зубы Тошка.

— Ну спа-си-бо! — удивленно протянула Албанка. — На меня рассердишься? На меня, что добра тебе желаю?.. Ну что ж — сердись. Сердишься, не сердиться, все равно я свою кровиночку в беде не оставлю…

Тошка утерла слезы краешком своего черного передника и отодвинулась от нее.

— Я пошла, а то, неровен час, увидит, — испуганно огляделась она.

— Кто? — вскрикнула Албанка. — Да что с того, что она увидит? Ты не вор, не душегуб. Смотри-ка ты! Увидит! Да пусть видит! Ты не вольна делать все, что захочется? Ого! В этом доме ты такая же хозяйка, как и она. Что может она тебе сделать? Как она распоряжается, так и ты распоряжайся. А если уж очень станет язык распускать, знаешь, где наш дом… Перебирайся ко мне, я тогда покажу ей, где раки зимуют…

— Ох, тетенька, не надо, прошу тебя!

— Что? — склонилась к ней Албанка. — Цепляется к тебе, а?

— Цепляется.

— А за что, подлюга такая?

— Да так просто. Тяжело ей. Да разве мне легче?

— Чтоб она сдохла! — Албанка совсем вышла из себя. — Ты-то в чем виновата перед этой лахудрой? Да ты ведь еще ребенок, тебя только холить да нежить, а она?.. Ну погоди, я ей покажу, я ей…

— Тетенька! — бросилась ей Тошка на грудь. — Никому ни словечка… Христом богом прошу!

— Да почему же, доченька?

— Совсем со свету сживет.