Георгий Караславов - Дурман

— Вы куда? — спросил спокойно носильщик. — В Пловдив?

— В Пловдив, — ответила Вела, не долго думая.

— Скорый уже ушел, придется ждать до утра.

— Что поделаешь? Будем ждать, — тут же нашлась она.

— А вы по какому делу в Пловдив? К доктору?

— Да нет, по другому делу…

— Ага! — Носильщик помолчал. — Есть время… успеете…

Он снова топнул ногой, повернулся и вышел. Женщины облегченно вздохнули. Значит, ночь могут побыть здесь, в тепле.

На следующий день рано утром они снова были у околийского управления. Как и вчера, по двору сновали люди, занятые своим делом, и на них никто не обращал внимания. Когда солнце поднялось над городом, к ним подошел какой-то человек в штатском.

— Кого ждете? — спросил он слегка раздраженным тоном.

— Арестованные тут… В Пловдив их должны отвезти, к следователю, — ответила Вела.

— Кто такие? Откуда?

— Двое, которые из-за Ганчовского тут, только по наговору…

— А! Вчера вечером отвезли…

— Куда? — ахнула Вела.

— В Пловдив, — ответил сухо незнакомец и вошел во двор. Женщины как стояли, так и застыли, словно громом пораженные. А он прошел мимо полицейских, чистивших сапоги у колодца, и направился прямо в канцелярию. Должно быть, важная птица — все встали навытяжку, поедая его глазами.

Дней через десять арестованные вернулись в деревню. На допросе все выяснилось: люди видели, как Мангалов заходил к Ивану, после нападения на Ганчовского об этом стали говорить по селу, и слух дошел до раненого. Он и без того твердил, что все это подстроено людьми Ивана и Димо, но не имел на то никаких доказательств. Димо тоже сказал кому-то, что Диню обращался к нему за советом, что ему делать с землей. На следствии Ганчовский показал на Ивана и Димо, как на подстрекателей. Ему хотелось во что бы то ни стало воспользоваться случаем и засадить их в тюрьму. Ради этого он даже готов был простить Мангалову — был такой слух на селе. Нанял лучших пловдивских адвокатов, и те принялись за работу. Крутили-вертели, и так и этак, одно не могли выкроить: Мангалов никак не признавал, что Димо и Иван подговорили его убить Ганчовского. На допросе Иван и Димо рассказали все, как было; показания их совпали с показаниями Диню, и все выяснилось. Пришлось их освободить.

— Дай бог ему доброго здоровья, этот Мангалов хорошим человеком оказался! — радостно приговаривала старая. — А если б хоть словечко какое не так сказал, пропадать бы вам с вашей правдой…

— Какое там словечко, им и полсловечка хватило бы, чтобы зацепиться, и не миновать тогда нам тюрьмы… Сидели бы там да ждали суда, а там иди доказывай… Но честным оказался парень, — радостно подхватывал Иван.

— Честным! — перебил его в сердцах Димо. — Всему селу напакостил, все наше дело провалил.

— Чего ты? Какое дело? — удивился Иван.

— Такое-сякое… Понимать надо! Теперь скажут, что опасно сельский сход скликать насчет выпасов, и так далее и тому подобное… Теперь есть им, за что прицепиться… В таких делах они мастаки… А Ганчовский, он и со старостой дружбу водит, да и с министрами на дружеской ноге… Запретят сход, а община не осмелится дать его под суд…

— Как так? — растерялся Иван. — Ведь дело-то уже заведено?

— Никакого дела еще нет. Да и после этого случая заведут ли, один аллах ведает… Говорят, надо только ревизию провести, а какая такая ревизия, зачем ревизия, и я толком не знаю… Бывший староста начал это депо, но Ганчовский быстренько нагнал на него страху, а новый, по всему видно, и пикнуть не смеет… На сходе выяснилось бы, какое положение теперь, но…

— Увидим…

— Не скоро еще увидим, — оборвал его резко Димо, будто бы Иван был виноват во всем.

Димо оказался прав. Сельский сход провести не разрешили, да и поселяне были перепуганы. Стражники совсем рассвирепели, по ночам крутились около домов противников Ганчовского, разгоняли посиделки, угрожали. Особенно Петко Матрака разорялся, сновал по деревне, как бешеный. Как-то вечером попытались задержать Илию Вылюолова, но тот им не дался: Илия не спускал обиды, и если брал кого-нибудь на мушку, тому было не сдобровать. А ночью стражники схватили на улице двух парней, друзей Ивана и Васила Пеева, бросили в общинный подвал, избили и утром выпустили. Двое из стражников не хотели быть на ножах с людьми, а, главное, быть послушным орудием в руках Ганчовского, не хотели выполнять приказов Матрака, который того и гляди учинит какую-нибудь пакость. Их уволили.

Иван бушевал. Ему приходило в голову подкараулить Матрака как-нибудь под вечер и прикончить. Димо узнал об этом от Младена и отговорил.