Олдос Хаксли - Эти опавшие листья

– Но вы никогда не останетесь в одиночестве, – решительно возразила Ирэн. – Мы постоянно будем рядом с вами. А вы сможете приезжать и жить у нас.

Эти заверения не успокоили миссис Олдуинкл. Она безутешно рыдала. И неумолчно тикали в комнате часы.

За последние несколько дней характер записей в дневнике мисс Триплау претерпел значительные изменения. Из любовных они превратились в мистические. Дикую, ничем не сдерживаемую страсть сменили умиротворенные раздумья. Де Леспинас уступила место де Гюйон.

«Помнишь ли ты, милый Джим, – писала она, – как в десять лет мы обсуждали с тобой, что можно считать грехами перед Святым Духом? Мне памятно наше наивное дружное решение, что, например, справлять малую нужду перед алтарем должно считаться совершенно непростительным грехом. Жаль, что это не так, поскольку это один из тех греховных поступков, соблазна которых слишком легко избежать. Нет, боюсь, истинный грех перед Святым Духом никогда не бывает прямолинейным и примитивным. И опасность согрешить велика. Подавлять звучащие в тебе голоса, заполнять голову всяческой мирской чепухой так, что для Бога в ней не остается места, не дать своей душе шанса проявить себя – вот что такое настоящий грех перед лицом Святого Духа. И этот грех непростителен, поскольку непоправим. Раскаяние в последнюю минуту бесполезно. Грех, как и добродетель, сопровождает нас всю оставшуюся жизнь. И этот грех совершает почти каждый. Люди умирают непрощенными и сразу же начинают новую жизнь. И только когда им удается прожить безгрешно перед Святым Духом, они удостаиваются прощения, боль существования прекращается, и их допускают к воссоединению со всеми. Разве не в этом истинный смысл Писания? А ни разу не согрешить сложно. Стоит мне прекратить мыслить, как я осознаю всю скверну своей жизни.

Джим, как же легко мы позволяем себе забываться, как бездумно каждый из нас разрешает похоронить себя под горой из мелочных мирских хлопот! Голоса заглушаются, сознание закупоривается, в нем нет больше места для духа Господня. Когда я работаю, у меня возникает чувство, будто я поступаю правильно и живу по установлениям Святого Духа. Потому что тогда я делаю все на пределе своих способностей. А в остальное время я часто сбиваюсь с пути истинного. Одной работы недостаточно. Человек не может постоянно отдавать себя другим. Нужно научиться переходить в состояние пассивности, уметь и получать тоже. Но это у меня не выходит. Я нервничаю, забиваю свою голову всякой ерундой, лишая себя возможности внимать и получать. Но ведь человек не может продолжать жить так долго, совершая грех перед Святым Духом – особенно если сам человек все это прекрасно понимает».

Она подвела черту. Следующая заметка начиналась:

«Думать постоянно и напряженно о каком-нибудь одном предмете – чудесное упражнение для ума. Оно помогает заглянуть в таинственную сущность вещей, которая спрятана под их внешним обликом. Вероятно, если думать достаточно долго и по-настоящему сфокусировать внимание, то сможешь совершить прорыв к истине и объяснению тайны. Например, когда я думаю о своей руке…»

Получилась необычайно длинная запись. Убористым и аккуратным почерком мисс Триплау она заняла более двух страниц в тетради.

«А с недавних пор я стала молиться, как делала в детстве. Отче наш и живописи на небеси… Так мне тогда слышалось. И обнаружила, что именно эти слова молитвы помогают очистить сознание, оставить в нем место для сошествия Духа».

Следующие три записи попали в тетрадь скорее по ошибке. Их место было не в секретном дневнике, глубоко личном, а в другом блокноте, куда заносились мелкие заготовки, которые могли пригодиться для будущих романов. Это не значило, разумеется, что дневниковые записи порой не служили тем же целям, и целые фрагменты не становились потом кусками прозы, но все-таки изначально их главный смысл состоял в ином.

«Мужчина в брюках для верховой езды, при ходьбе издает негромкие скрипучие звуки, когда один кусок кожи трется о другой. И это напоминает крики, которые в полете издают лебеди, размахивая своими огромными белыми крылами».

Затем следовали две строчки комичного диалога.

«Я: У меня от „Падения дома Ашеров“ [38] Рассказ Э. По. кровь стынет в жилах.

Француз: Да, да, кушать скорее, пока все не остыло».

В третьей записи тонко подмечалось, что «мох на камнях после ливня в душный день выглядит как губка, которую использовали, принимая горячий душ».