Борис Могильнер - Березонька

— Ты меня заинтриговал! Постой-ка!

Евдокия Петровна уперлась взглядом в мужа, наморщила лоб. «Пожалуй, прав Давид, — думала она. — Престол заведующего кафедрой интересует Анну Арнольдовну. Уходит ведь наш босс, так или иначе, а свято место пусто не бывает. Не зря намекала Норшейн, что в институте мало женщин на руководящих постах. Неужели она меня подозревает в стремлении занять это место? И вот почему она осталась довольна, когда я ей сказала, что женщине нечего в руководители лезть, для нее кроме работы в жизни есть еще важнейшее дело — рожать и растить детей. Нет для нее обязанности более радостной, необходимой и полезной. С тех, которые прут в начальники, брать бы подписку об отказе от потомства следовало бы».

Евдокия Петровна покачала головой.

— Ты что? — осведомился Давид Исаевич у жены.

— Я приняла бы на себя грех, — отозвалась она озорно. — Согласилась бы заведовать кафедрой нашей.

Озадаченный Давид Исаевич почесал заросший затылок:

— Зачем это тебе? Таланту должность не нужна, ему достаточно иметь рабочее место.

Издали донесся зовущий юный голосок:

— Давид Исаевич! Давид Исаевич!

В вестибюле института тоненькая длинноногая студентка в мини-юбке шепнула что-то Давиду Исаевичу на ухо. Проходящая мимо случайно ли, нарочно ли Норшейн ухмыльнулась: «Кофту напялила — юбку забыла надеть». Но остановила себя, посмотрев на свои не прикрытые подолом платья колени.

Уши Коростенского покраснели. Он поймал себя на том, что с излишним вниманием смотрел на стройные крепкие ноги Анны Арнольдовны.

Вернулась из сада и Евдокия Петровна.

Норшейн окликнула ее:

— Супруга потеряли?

— Представьте себе, из-под носа увели, — пыталась поддержать шутливый тон Евдокия Петровна. — Очередной аврал на ФОПе.

— Видела, как Давид Исаевич бежал от вас.

— Это что же получается — публичный скандал?

— Похоже. Без спиралей. А если серьезно, почему вы такая пасмурная, Евдокия Петровна?

— Сию минуту потому, что муж разбазаривает себя бог весть на что. Воду в ступе толчет. Целыми днями суетится, пыхтит как паровоз, а коэффициент полезного действия — мизерный. Твержу ему, твержу…

— Уж больно вы строги к Давиду Исаевичу. Его же беду ему же в вину. По-моему, он человек исключительно совестливый. Свои обязанности выполняет на высоком уровне. А то, что не все получается у него, так ведь какую махину тащит на себе! Радуйтесь ему такому, какой он есть, со всеми его лохмотьями. Умели же вы это делать до сего времени!

Что-то в Анне Арнольдовне незнакомо настораживало, таило неведомое, — Евдокия Петровна напряглась. Все в ней посуровело: лицо, открытое, широкое, с толстоватыми губами, глаза, прямо и вопросительно устремленные на Норшейн.

— Допускаю, пожалуй, промах, — произнесла Евдокия Петровна. — Сержусь на мужа, а надо — на себя.

— Есть за что?

— Всегда найдется.

Они шептались, спорили и соглашались друг с другом, болтали до тех пор, пока не заметили Давида Исаевича, появившегося из-за угла коридора.

— Сюда, сюда, — окликнула его Норшейн.

Он послушно подошел к женщинам.

— Теперь уж начальство наверняка намылит мне голову, — грустно сообщил он. — Повод есть весомый. Увел из-под носа преподавателя целую группу физмата. Танцоров. Устроили им обязательную консультацию, а у них как раз в это время должно быть занятие отделения хореографии моего факультета. Надо ведь — консультация в принудительном порядке. С одного вола две шкуры драть.

— Самовольничаете? — сверкнула глазами Норшейн.

— Сейчас главное — мы, — слабо защищается Давид Исаевич. — К смотру надо готовиться? Или ухнем и все пойдет само собою?

— Я вас должна оградить от гнева ректора? — осведомилась Анна Арнольдовна.

— Сам набедокурил, сам же и отвечу, — покачал тот головой. — От вас другое требуется. Дать лозунг: «Все для смотра!» Поддержите просьбу в приказном порядке отпускать студентов на репетиции!

— Какая же это будет самодеятельность, если силком загонять людей на ваши подмостки? — вмешалась Евдокия Петровна.

— Очень ты всегда правильная. Хоть бы разок ошиблась, — глухо проворчал Давид Исаевич.

— Не будем ссориться. Я думаю, проблему решим, — обнадежила Норшейн. — Престиж института всем дорог.

«Послушал бы кто-нибудь нас со стороны, ужаснулся бы, не поверил бы, что мы, преподаватели института, кандидаты наук, доценты, не учебой заняты, не наукой, а подготовкой концертов, — подумала Евдокия Петровна. — Смешно и дико».