Ольга Мирошниченко - В сторону южную

Он сосредоточенно ногтем скреб какое-то крошечное пятнышко на рукаве. Почувствовал ее взгляд, испуганно бросил свое занятие, улыбнулся жалко. И эта жалкая улыбка на румяном, по-детски свежем и гладком его лице сделала вдруг все очень простым. Спокойно разглядывая это лицо, Галина вспомнила, что обедать он ходит к матери, потому что там все лучше и вкуснее, а дома лишь брезгливо ковыряется в тарелке, недовольный нехитрой стряпней жены. Вспомнила, как кричал на Петьку, ухватившегося грязными руками за его новые светлые брюки, как поморщился, увидев перчатки, за которыми отстояла два часа в очереди.

— Они же не фирменные. Прошу тебя, не покупай мне ничего Ты в этом не понимаешь.

— Уходите, — сказала она тихо и начала убирать со стола.

Унесла посуду в кухню.

— Уходите, — повторила, вернувшись в комнату.

Мария Кононовна шмыгнула мимо в коридор, но свекровь сидела спокойно. И тогда не выдержала.

— Вон! — сказала шепотом, чтобы не услышала спящая Марина. — Вы что, не слышите — вон!

Уже одетый в пальто, Игорь сунулся в ванную.

— Ты куда? — одернула свекровь.

— Полотенце… простыня моя, — жалобно попросил он. На сушке висело роскошное махровое, черное в желтых подсолнухах, банное полотенце, его любимая вещь, подарок матери.

— Бог с ним, пускай остается, — с великодушным презрением сказала свекровь, — одевайся.

Боль пришла не сразу. Лишь через несколько дней почувствовала ее, неотступную, словно нож, торчащий в спине. Не помогало ничего — ни бесчисленное количество сдельной работы, что набрала в КБ, ни бесконечное вылизывание уже блистающей операционной чистотой квартиры. Казалось, сослуживцы смотрят соболезнующе, шепчутся за спиной сочувственно: «брошенная».

В конце месяца вызвал директор. Не поднимая глаз от бумаг, спросил неожиданно сурово:

— Работа не нужна? Может, хоздоговорную тему возьмете?

И тогда, неизвестно почему, неожиданно даже для себя, сказала:

— Спасибо. Но я уезжаю.

— Куда? — Он поверх очков посмотрел удивленно и, так как молчала, переспросил: — Куда?

— В Северный, — ответила Галина первое, что пришло на ум: название далекого неведомого поселка, которое узнала, вычерчивая проект ГЭС, строящейся там.

И словно дело было только в том, чтобы произнести это название, возможным и единственно правильным стало решение ехать именно туда.

— Ну что ж, — сказал директор, — я дам вам рекомендательное письмо к начальнику строительства.

Собралась в один день. В два чемодана упаковала самое необходимое. В последнюю минуту увидела, что забыла белые туфли. Те, в которых была на свадьбе. Подарили девчонки из общежития. Им отдала тогда свой пропуск в магазин для новобрачных, — сама не пошла, не с чем было идти. Подружки обрадовались пропуску, накупили себе всяких красивых вещиц, а ей, в складчину, белые туфли к свадьбе.

Это были первые дорогие туфли в ее жизни. Надевала их только по праздникам, протирала нежную лайку ваткой, смоченной в молоке, и поэтому даже сейчас, спустя три года, выглядели они совсем новыми.

Нужно было уже вызывать такси, чтобы на аэродром ехать, но Галина успела сбегать на почту, отправила бандеролью туфли домой для старшей сестренки. Заполняя бланк, часто макая ручку в чернильницу, где фиолетовой вязкой жидкости было лишь на донышке, подумала, что теперь сможет регулярно каждый месяц высылать матери деньги, там ведь хорошо платят, и перспектива эта утешила, оправдала скоропалительный, без совета и прощания с родными, отъезд.

В Красноярске была посадка. В Москву самолет отправлялся через два часа. Галине хотелось съездить посмотреть ГЭС на Енисее, но из разговора с таксистом на площади перед аэропортом выяснилось, что до ГЭС не так уж близко, могут не успеть обернуться. Решила заехать на обратном пути, когда будет больше времени, и, коротая два долгих часа, пошла бродить по аэровокзалу. В зале ожидания пахло рыбой, у буфета выстроилась очередь — давали копченого сига.

В будке междугородного телефона-автомата, покраснев от натуги, здоровенный мужчина орал в трубку:

— Как квартальный? Квар-таль-ный… да нет! Квартальный по валу…

Галина вышла снова на площадь. Мелькнул клетчатый пиджачок Бессемейной, помчалась куда-то деловито. В светлых сумерках зажглась неуверенно бледная неоновая надпись «Гостиница. Ресторан», и Галина пошла, не торопясь, к нарядному, с лоджиями зданию, на крыше которого разгорались голубые буквы.

— Эй! — крикнул кто-то. — Эй, иди сюда!