Ольга Мирошниченко - В сторону южную

Галина не выдержала, закричала: «Хватит! Не надо! Хватит!»

При ней приехал на базу человек, один из тех, от чьей воли зависела судьба страны, а значит, и всего мира. Удивило тогда на немолодом усталом лице, болезненно набрякшем серпообразными мешочками на скулах, выражение глаз. Показалось до странности знакомым, а когда вгляделась, поняла — было тем же, что и у шоферов рудника.

Та же неизбывная усталость и спокойное, ничем непоколебимое внимание ко всему происходящему вокруг, что приходят со многими годами полной трудов и забот жизни. Будто видит человек за словами и поступками людей какую-то главную, неведомую другим суть. Он не спрашивал, будет ли пущена стройка в срок, а вместе с намаявшимися за смену, привалившимися расслабленно к бокам своих железных кормильцев шоферами подсчитывал, сколько кубов будет вынуто при данных темпах и технике.

Считал удивительно быстро, в уме оперируя четырехзначными цифрами, чем поразил всех необычайно. Поразил и доскональным знанием их жизни, ее проблем и привилегий.

На уклончивые ответы о заработках, — мол, «это когда сколько, по такому морозу, например, простоев больше», — пошутил без улыбки:

— Да чего скрываете? Я же знаю, что неплохо зарабатываете.

Выйдя на улицу, спросил у Воронцова, кивнув на длинный покосившийся барак, еще со времен первых геологов оставшийся:

— Ваша продукция?

— Не моя, — ответил Воронцов, — но не отрекаюсь. Стоит же. И живут еще. Холостяки.

Приезжий глянул на него коротко, словно проверял — не ослышался ли.

— Пора крупноблочные строить, как в Мирном.

— В Мирном много чего, — неопределенно откликнулся Воронцов.

— Верно. У вас тоже хватает.

Садясь в машину, пропустил вперед замешкавшегося выжидательно Воронцова.

Воронцов не узнал Галину в однообразной толпе ватников. Лицо закопченное, платок старушечий, сапоги сорокового размера, чтоб в две портянки ногу обернуть да носков две пары надеть можно. Но и ни в каком другом виде не заметил бы, наверное. В этот день судьба его решалась, ответ держал за все, что сделал и чего сделать не смог или не сумел.

Максим прислал письмо весной. На конверте внизу был обратный адрес: номер почтового отделения, «до востребования». Галина усмехнулась, вспомнила любимую пословицу шоферов, насчет человека, который хочет рыбку съесть.

Письмо пришло будто с другой планеты. И другой планетой чувствовала не Галина Москву, а он — далекий поселок и жизнь в нем. Она ощутила это очень ясно по тому странному, упрощенному стилю, каким было написано письмо, по дежурным вопросам о детях, о ее работе, о том, как обживается ПДУ.

В конце просьба — дать пояснения, касающиеся особенности строительства уникальных ГЭС, в каких специалистах больше всего нужда, и еще одна: описать, как умеет, прошедшую зиму. В чем люди одеты, ходят ли на танцы, работают ли монтажники, когда за пятьдесят, — в общем, все, что захочет.

Описывать прошедшую зиму не стала. Отослала бандеролью специальную книгу про мерзлотные ГЭС, на том переписка и кончилась.

Лишь в апреле достала Раиса белый романовский полушубочек в талию, теплый, легкий. И сапоги в магазине появились кожаные, на меху.

Шла по гребню плотины на другой берег с веселым человеком, как и она приехавшим недавно, инженером-расчетчиком Сашей Штейном. Шла и чувствовала себя молодой, ладной. Тридцать градусов ощущались легко, как слабый морозец на материке. И может, оттого, что впервые не мерзла, что молод и весел был человек, идущий рядом, увидела вдруг и темно-фиолетовое небо, от края до края перечеркнутое белым шлейфом пара, выходящим из высокой трубы ТЭЦ, и фантастические серебряные скошенные кубы обогатительной фабрики, загадочным марсианским сооружением блистающие в ослепительном сиянии рыжего низкого солнца, и белые катерки, вмерзшие в зеленый лед у причала верхнего бьефа. И радость оттого, что живет здесь, что увидит все это еще много-много раз, остановила, заставила вглядеться в удивительный мир вокруг.

Тоненько зазвенел в небе самолет. Галина подняла голову. Крошечный клочок фольги плыл, будто увлекаемый неведомым высоким воздушным потоком, и звенел, звенел.

— На материк, на материк ушел сегодня караван, — пропел Саша. — Скучаете по дому, Галина Васильевна?

— Нет, — легко откликнулась Галина, — не скучаю.

Самолет слился с небом, там, где светлело оно у горизонта, лишь звук, и даже не звук, а след его, еще трепетал прерывисто.

— Слушайте, — сказал Саша, — это же преступно — оказаться на уникальнейшей мерзлотной плотине и не пощупать ее как следует. Давайте-ка узнаем про личную жизнь этой северной красотки, а?