Леонид Огневский - На другой день

Соловьев довез ее до дому, в дом зайти отказался: спешит со сборами на охоту, утром едут вместе с Дружининым в тайгу.

— Ну, хоть ненадолго, на полчаса, попотчую чаем, большего-то угощения нет.

— Не побрит, Мария Николаевна, только со смены…

— Да у тебя и брить-то нечего, — махнула рукой старушка, — вон какой молодой!

Они прошли в дом. Но угостить чаем своего бывшего ученика Марии Николаевны не удалось, дома ее ждала неприятность: заболела Галочка, раньше времени вернулась из детского сада и теперь хныкала — болит голова. Петя съездил в аптеку за аспирином; девочку уложили в постель. После этого было уже не до чая, не до разговоров о прошлом — Соловьев попрощался и вышел.

Под вечер у Гали поднялся жар, все тело ее так и пылало: больше не радовали ее игрушки и куклы, почти безразлично отнеслась она к принесенным из магазина конфетам-подушечкам; при каждом вздохе из груди девочки вырывался хрип. Мария Николаевна напоила ее отваром сушеной малины, сделала холодный компресс; не отходила от кровати больной ни на шаг.

Людмила с работы пришла поздно, часов в одиннадцать. Увидела мокрую повязку на лбу дочери и все поняла. До утра они вместе с Марией Николаевной не сомкнули глаз. Чего только не передумала за ночь. Вдруг у Галочки опасная болезнь, например, воспаление легких? Вдруг заставят положить в больницу? Девочка всегда была возле матери или бабушки. Лучше бы не отдавать ее в детский сад, кто там будет следить за чужим ребенком, как за своим. Винила Людмила и себя: увлеклась работой, различными поручениями, ввязалась в перебранку с дирекцией и перестала следить за девочкой, довела, что та простудилась.

Ей хотелось, чтобы свекровь поругала ее. За что? За что угодно, хотя бы за позднее возвращение домой, за работу в неурочное время; собиралась уйти с завода, а сама сидит в заводской бухгалтерии и ночами. Или за эти статьи и доклады на экономические темы, за беготню по участку и теперь, когда нет никаких выборов. Мария Николаевна даже не спросила, где невестка допоздна пробыла, и гуляй всю ночь, так не упрекнет, не скажет грубого слова. "Живи, пока молода, — усмехнется, — старость придет, насидишься дома". Уж такая она есть!

Мария Николаевна была незлой, непривередливой, трезво смотрела на жизнь. Ну, бывали и бывают минуты, как сегодня, упадка духа, так только минуты. А вот заболела Галочка, и прошла усталость, развеялись думы об одиночестве. И раньше, бывало, трудности и неприятности жизни только прибавляли старой сил и упорства. До войны, в легкие и спокойные годы она частенько болела. "Ну, — скажет, — закружилась голова, заныли в суставах ноги, одна отрада лежать". В войну лежать было некогда: много хлопот требовала маленькая Галя, часто и подолгу приходилось стоять в очередях за пайком. Даже гриппом ни разу не поболела!

Обгоняя друг дружку, хлопотали мать и бабушка около занемогшей Гали.

Утром температура у больной не снизилась, и Мария Николаевна сказала:

— Очевидно, воспаление легких, надо вызвать врача.

Людмила быстро накинула на себя пальто, повязалась пуховым платком. В это время послышался стук в тесовую дверь на крыльце. Женщины насторожились. Даже Галя недоуменно посмотрела в сторону окна: кто мог прийти так рано?

Вошедший, наверно, забыл поздороваться. Он снял шляпу и направился к вешалке. Сверкнула круглая лысинка на макушке его головы; под ватным пальто оказался белый халат. Кто мог вызвать врача?

— Которая тут больная? — спросил он, безошибочно шагая к детской кроватке. — Вот она какая больная. На что жалуетесь, стрекоза?

Минуту спустя, он прослушивал легкие Гали, с улыбкой повторял:

— Так, так, так. Хорошо борется с болезнью молодой организм. Отлично!

Оказался бронхит. Когда врач выписал рецепт и пошел одеваться, Людмила спросила его полушепотом, чтобы не тревожить дочь:

— Вы, очевидно, из городской скорой помощи? — Заводских врачей она знала, там были только молодые и больше женщины. — Вам все время приходится путешествовать по городу?

— И в том и в другом случаях — да.

— А как вы, простите за любопытство, узнали о нашей больной?

Добрые голубые глаза врача сузились до предела, сквозь щелки между веками блеснули полоски зрачков.

— Медик чувствует, дорогая, где пытается набедокурить болезнь.

— Ну, спасибо за вашу проницательность, доктор.

— Не стоит благодарности, служба. В случае чего, прошу снова звонить, телефон 45–55, почти сплошные пятерки!

Людмила проводила его за калитку. Вернувшись в дом, спросила Марию Николаевну: