Леонид Огневский - На другой день

Людмила сорвала зелененькую, едва осязаемую в пальцах былинку и покрутила ее. Не то ли получается и с нею самой, с ее чувствами и желаниями? Те, которыми жила, медленно вяли и умирали, новые пробивались из сердца, как бы она ни пыталась их вырывать. Так было и в прошлом году, когда твердила себе: "Все! все!" — так и нынче, хотя уже не твердит, а только сторонится людей. Так было и после встреч с тем баламутом, Вадимом, как оказалось, пристававшим и к Полине, и к Тамаре, и после встреч с Подольским, как бы ни проклинала его, ни зарекалась быть одной, никому не обязанной, ни от кого не зависимой, так и теперь, после этого невероятного случая с поцелуем в больнице.

Людмила тоже решила бы: из сострадания, если бы вскоре не ощутила нетерпеливого желания узнать, вернулся ли Павел Иванович из стационара, вышел ли на работу. Позвонила и попала на Антона Кучеренко. "Это ты, Люсик? Выписался, но пока отдыхает дома. Набирай две семерки, ноль пять". На следующий день Дружинин сам позвонил в бухгалтерию… Ну, поговорили, пожелали друг другу здоровья, поприглашали он ее на чай, она — на Марии Николаевны блины — чего же более?..

За спиной послышались знакомые голоса, и Людмила быстро надела туфли и встала, встряхнула жакет.

— Бери, Люсик, бумагу и карандаш! — издали крикнул Антон. — Будешь рассчитывать, кому сколько. Да не ходи ты к машине, от нее разит складом горючего и гаражом, устроимся здесь, под ивой, — такая нарядная!

По спискам, оказавшимся уже не в кармане пиджака председателя огородной комиссии, а в затасканной фронтовой планшетке Антона, из которой он и извлек их, быстро распределили пашню между будущими огородниками, дали кому три сотки, кому пять, многосемейным, как те просили, по десять и даже пятнадцать; полгектара оставили в резерве.

— На голодающих, — сказал Кучеренко, сталкивая опять все бумаги в планшетку. — Теперь двинемся размерять.

— А я что буду делать? — спросила Людмила.

— Ты? Караулить машину.

— Опять караулить!

— Или надоело?

— Да нет, — неуверенно произнесла Людмила.

Кучеренко прилег к шершавому комлю ивы, оперся на согнутую в локте руку.

— Как живешь-то, Люсик? Как с работой на сегодняшний день?

"Шутит с этим "сегодняшним днем?" — подумала Людмила и поглядела в пыльное и обветренное лицо Антона. Нет, выражение лица будто бы серьезное, даже лохматые брови для пущей важности подняты до морщинок на лбу.

— Сам знаешь, как у меня с работой: завод выполняет план, не штурмует — нет никакой лихорадки и в бухгалтерии.

— Сколько сможешь внеплановых накоплений за полугодие дать?

— А что я смогу дать, если не даст заводской коллектив? Все зависит от коллектива, от вас, как вы там развернетесь.

— Да ты не прибедняйся, главный бухгалтер!

— Была нужда прибедняться. Я вижу по отчетам, что делается на заводе. В механических цехах, например, опять брак появился, какие тут накопления.

— Но это же временно, Людмила, пока приспосабливаемся к новым резцам, керамическим, — убежденно сказал Антон.

— Что-то вы долго к ним приспосабливаетесь.

— Не вдруг, не по выстрелу.

— У строителей, сам знаешь, беспорядков достаточно. Обязательство взяли сэкономить не менее пяти процентов, а сами еле в норму укладываются. У транспортников опять пережог горючего, у Токмакова никаких доходов, одни расходы, — Людмилу смущало, что на заводе много еще неорганизованности, и уж чувствовала она, что неладное происходит на подсобном хозяйстве.

Кучеренко оттолкнулся локтями от комля ивы, вспугнув пчел, они с шумным звоном закружились над ивой.

— Ты подготовь мне, Людмила, кой-какой материал, я теперь специально занимаюсь вопросом экономии. Вообще договоримся так: ты ставишь меня в известность по всем финансовым вопросам, я нажимаю на соответствующие рычаги. Приходи завтра же в кабинет, потолкуем, сидя за столом, а то здесь обстановочка, — он поднял руку и сорвал золотистую сережку, — только ворковать о любви. Как у тебя по части этого-то, Люсик?

— Что именно?

— Замуж не собираешься? Пора, честное слово, пора выскакивать.

— Может быть, выскочу, — с нажимом на "выскочу" проговорила Людмила и принялась выщипывать около себя молодую зеленую травку. — А что? — посмотрела из-под легких бровей.

— Просто интересуюсь…

— Это входит в твои партийные обязанности, Антон?

— Нет, конечно! — засмеялся он. Прошелся пальцами по ступенькам немного спутанных волос и сощурил глаза. — Ну, просто, Люсик, хотелось бы при случае крикнуть: "Горько!"