Яков Ершов - Журавли над школой

Она задумалась и долго-долго смотрела куда-то вдаль. Наверное, всматривалась в те далекие времена и листала странички своей памяти.

— Вот что, девчушки, — сказала тетя Катя. — Про себя я, право, не знаю что сказать. Не было у меня подвигов. Лучше я вам расскажу о хороших людях, с которыми пришлось встретиться.

Однажды, к осени уже дело было, вызывает меня командир, пристально так смотрит. Наверное, с минуту смотрел. Меня уже смущение взяло. Чего, думаю, он смотрит, а ничего не говорит. Может, в платье у меня какой непорядок. Глянула на юбку, на кофту. Улыбнулся тут командир.

«Брось ты, Катюша, себя обозревать. Все на тебе впору сидит. А гляжу я на тебя совсем по другому поводу».

«По какому?» — спрашиваю.

«А по такому, — отвечает, — что хочу узнать, сможешь ли ты фашистскую пытку выдержать».

«Не собираюсь я вовсе к фашистам попадать. Так что напрасная та ваша дума».

«Ты то не собираешься, да они-то каждый наш шаг стерегут. Обложили со всех сторон. Куда ни сунемся, всюду на засады да на караулы натыкаемся. А надо нам срочно дать знать в город тамошним подпольщикам о плане предстоящей операции. Но, боже упаси, чтобы об этом хоть слово враги узнали. Вот я и прикидываю: если мы тебя связной пошлем и не дай бог схватят тебя, скажешь ты что-нибудь под пыткой или нет?»

Молодая я тогда была, несмышленая. Только усмехнулась тем командирским словам.

«А я, — отвечаю, — этот ваш вопрос очень просто решу: я врагу не дамся».

«Ой ли?»

«Посылайте. Пройду — и не увидит никто».

Конечно, после уже поняла: прихвастнула я по молодости изрядно. Но у командира не было другого выхода, как нас, женщин, посылать. Потому как мужики уже ходили и все были схвачены. Тайны они не выдали, а запытали их до смерти.

Все это мне командир сказал, не утаивая, задание разъяснил и пожелал счастливого пути. Пошла я смело. Дорога знакомая, не один раз хоженая. Только прав оказался командир. Каратели перекрыли все выходы из леса. Только по наитию я угадывала, где меня подстерегала опасность. Первые засады обошла. Подумала: все, дальше будет легче. Расслабилась. И чуть не налетела на патруль. Заметили меня, погнались. Но не стреляют. Хотят живой взять. А может, шуму не хотят поднимать. В общем, бегу я, где по овражку, где перелесками, но вижу, круг сжимается. Еще подмога к ним прибыла. И прижимают меня к болоту. Знаю я его. Гиблое, непроходимое место. Но иду. Вода уже по колени. Иду. И они за мной шлепают. Хотя из-за лесочка да из-за камыша и не видать, но слышно, как хлюпают. Но след-то в воде они мой потеряли. А я уж далеко забралась. Думаю, сейчас, если попадет бочажок, грохну с головкой. И тут приди мне в голову мысль: отец рассказывал, как они в детстве к уткам подкрадывались. Камышинку в рот — и в воду. Только камышинка сверху торчит. Решила я так. Рву камышинку. Проверяю. Дышится. Выбрала местечко, чтоб не так приметно было, и опустилась под воду. Сижу, дрожу. И от страха и от холода. По воде хорошо слышно: где то рядом хлюпают. А глубже идти боятся.

В общем, отсиделась я. Ушли каратели. А я легонько-тихонько и опять на свой путь. Иду и думаю: если на патруль нарвусь, никак оправдаться не смогу. Скажут, откуда в ведренный день с ног до головы мокрая бредет. На счастье мое, с неба закапало. А тут и вовсе дождь пошел. Полегчало у меня на душе, бодрей зашаталось. Теперь, думаю, и патруль не страшен. Деревня близко. Оправдаюсь. Да на грех не патруль, а какой-то полицейский чин повстречался. Катит по дороге на машине. Я поздно его заметила. В кусты. Но он увидел. Остановил машину. В ней еще два полицая. Подзывает. Я подошла. Бежать-то хуже было бы. А так что-нибудь придумать можно. Деревня близко. Первый вопрос:

«Кто такая, откуда?»

Отвечаю, что здешняя. В этой деревне живу. Коза потерялась. Ходила искать. Да, видно, напрасно.

«Садись в машину, кажи, где твоя хата».

Не побоялись, что вся мокрая, машину им замараю. Едем по деревне.

«Где?» — спрашивает фашист.

И, гляжу, полицаи уже готовы растерзать. Прошу остановиться. Говорю: здесь, на этой стороне улицы.

Идем вдоль хат. В какую же зайти? Может, еще пройти? Все-таки отдалится решающий миг. Ведь там, за дверью хаты, смерть мне. Но дальше нельзя. Надо заходить. Выбираю хату победнее, ставни закрыты. Подхожу.

«Вот здесь», — говорю.

И смело так сворачиваю во двор. Полицаи-то крупно шагают, уверенно. А я каждый шаг, как жизнь, отмеряю. Так… так… так… Вот и крыльцо. Я уж заметила: на двери большой замок. Может, живой и обратно пройду через весь двор.