Язмурад Мамедиев - Родная земля

Но в последние дни, после возвращения из родного поселка, на него напала бессонница. Он подолгу лежал на спине с открытыми глазами, смотрел на мерцающие далекие звезды, и мысли тягуче вели его по собственной жизни. И все чаще он думал о Зибе. В черном небе мерещилось ему милое лицо, и алые губы шевелились в улыбке, и большие глаза лучились нежностью… Ах, Зиба, будем ли мы когда-нибудь вместе, соединит ли наши судьбы великий аллах?..

Но девичье ненаглядное лицо уплывало в невозможную высь, — растворялось в звездном свете — не разглядеть уже ни глаз, ни губ… Где ты, Зиба?..

Может быть, вот так уйдет она навсегда из его жизни, и яшмак закроет ее лицо, и только один человек — не он, другой! — сможет любоваться ею, целовать ее губы, ласкать ее прохладные плечи…

Керим скрипел зубами в темноте. Нет, он не сможет пережить такого!

А тихая ночь плыла над степью, и звезды горели в вышине, и огромная луна выползала из-за барханов. "Я умру, если Зибу отдадут за другого, а эти звезды, эта луна будут по-прежнему плыть над землей, и она, испытывая сладостные муки любви, будет вот так же смотреть в ночное таинственное небо… А, может, она любит меня?.."

И колотилось взбалмошное сердце, не давало покоя, и сон не шел…

Осторожные легкие шаги раздались возле агила. Керим сел, вглядываясь в темноту. Чья-то неясная фигура мелькнула в свете луны, замерла. Керим нащупал палку, которая всегда лежала под боком.

— Эй, кто там?

Тихо было вокруг, только верблюдица ворочалась возле своего верблюжонка, подталкивала его к себе поближе, чтобы согреть, да овцы шумно дышали в агиле.

Керим вскочил. Кто-то двинулся там, в темноте, раздался слабый звон. Керим замер, пораженный: так звенят монеты с дырками, продетые на шнурке в виде бус. Женщина?

— Кто там? Выходи! — тихо позвал он.

И вдруг испугался, — а что, если опять Халтач?

Похотливая коза все не может успокоиться. Злоба закипела в груди Керима. Ну, нет, на этот раз он не позволит себя одурачить. Здесь его постель, и никто не поверит, что это он заманил сюда чужую жену… А если поверят? Если поднимет она шум, сбегутся люди…

— Керим, это я, — раздался в тишине приглушенный женский голос.

Атанияз читал и, как мог, растолковывал дочери коран. Зиба рассеянно слушала о том, как носилась по небесам крылатая лошадь — с одним жемчужным и другим коралловым крылом, — и думала о Кериме. Если бы у них была такая лошадь! Они поднялись бы над землей и унеслись далеко-далеко, и были бы счастливы…

Тогда, во время разговора с Наташей, она впервые поняла, как дорог ей Керим, и застыдилась того, что однажды поверила наговору. Она с необычной тоской ждала его возвращения, вздрагивала, когда раздавался шум приближающегося верблюда, кидалась с волнением к окошку — и в отчаянье грызла кончик платка, сдерживая слезы. Все люди вокруг казались ей пустыми и неинтересными, их смех и шутки раздражали, и она замыкалась в себе, уединялась, подолгу сидела одна с рукодельем. Но стоило кому-нибудь поблизости произнести имя Керима, как вся она вспыхивала, навостряла слух и уже ничего не могла с собой поделать.

Иногда она с тревогой спрашивала себя: "Как же так? Я мечтаю о Кериме, а от родного брата отказалась, сказала об этом вслух, и аллах слышал мои слова. Чем же все это кончится?"

Вдруг сомнения закрадывались в душу. А что, если Ниязкули заворожили и он поступал не по своей воле? Может быть, та же Халтач… Выходит, надо было спасать брата, а она отреклась от него…

Голова шла кругом.

Но стоило вернуться Кериму, как снова обрела она душевный покой, и все увидели прежнюю неугомонную Зибу, озорницу и насмешницу. А когда отец протянул ей удивительной красоты гульяка и, между прочим, сказал, что это Керим привез по его просьбе, у Зибы словно крылья выросли. Оставшись одна, она то прижимала гульяка к груди, то отставляла и любовалась игрой узоров в солнечном луче, то начинала гладить ее, как живую, и блаженная улыбка не сходила с ее лица.

Только однажды омрачилось ее праздничное настроение, когда увидела она, как шмыгнула в юрту родителей Халтач. Почему-то подумалось, что опять затевает невестка недоброе. Но — что? Как узнать, как разгадать коварные помыслы этой вредной женщины? День и ночь следить за ней? Да разве уследишь…

И тогда мелькнула смелая мысль, которая поначалу удивила и даже испугала ее: пойти к Кериму, поговорить с ним, предупредить… Она отмахнулась от нее, как от назойливой мухи: как можно, что люди подумают, если узнают?.. Но мысль эта, появившись, уже не выходила из головы. Проходили дни, стремглав летели короткие ночи, и намерение встретиться с Керимом наедине крепло, обрастало подробностями, — она уже не раз видела себя, забывшую обо всем, идущей по ночному примолкшему стойбищу к своему счастью.