Геннадий Николаев - Квартира [рассказы и повесть]

— Да, говорила, обещает, — уклончиво ответила Надюха. — Ладно, не волнуйся, завтра опять напомню.

Сергей пытливо посмотрел на неё, чувствуя какую-то недосказанность в её словах, какое-то даже лёгкое раздражение, проскользнувшее в голосе и взгляде, но учинять дотошный допрос на ночь глядя не решился.

Полдня у Сергея ушло на отчёт за командировку, беганье по кабинетам и разговоры — сначала у Долбунова, затем в тресте. Поездка была одобрена, Сергея всюду хвалили, подсмеивались над его и Димки Шакаряна простодушностью, в шутку советовали учесть опыт и в следующий раз быть похитрее. Заодно со всеми документами Сергеи оформил и справку в институт о переносе экзаменов на осень по причинам производственной необходимости, справку подписал ему начальник треста и обещал при этом позвонить своему приятелю, декану факультета гражданского строительства, чтобы поддержал в случае чего.

В столовой, в обеденный перерыв, когда он стоял в очереди к раздаче, к нему подошла Мария Кошелева, отделочница из звена тёти Зины, и передала записку от Ирины. "Серёжа, — писала она, — я надумала брать расчёт, перехожу в другое РСУ. Занеси квитанцию за лак. Помнишь? Нужно срочно. Ирина".

Сергей, ругнув себя за забывчивость, начал рыться по всем карманам и вскоре нашёл квитанцию в записной книжке.

После обеда он прямо направился к дому, где ещё совсем недавно клали стенку с Кузичевым и Мартынюком. Теперь здесь заканчивались отделочные работы и часть лесов была уже убрана. Кремово-чистый фасад под новой крышей приятно радовал глаз, и Сергей даже приостановился, любуясь отточенной правильностью круглоарочного фриза в антаблементе.

Когда он подошёл к столярке, ему показалось будто внутри, за мутными пыльными стёклами кто-то вдруг отпрянул от окна как бы в испуге. Он приостановился — да, какая-то еле видимая фигурка плавно отходила вглубь, расплываясь в сумраке помещения. Он толкнул дверь и вошёл в столярку.

Из-за плит, прислонённых к стене, сквозь переплёты рам на него глядела Ирина. Он присвистнул, невольно рассмеявшись.

— Чего прячешься?

Она вышла из угла, стряхнула с телогрейки древесные опилки. Пожимая обвислыми плечиками и зябко ёжась, подошла к верстаку, пнула резиновым сапожком подвернувшуюся щепку.

— Ухожу я, Серёжа, — тихо сказала она, не спуская с него блестящих чёрных глаз. — Ухожу, ухожу, ухожу…

— Что так?

— А так… Ухожу, и всё. — Она взяла его за пуговицу плаща, потянула к себе, но тут же выставила ладошку, чтобы не приближался слишком. — Так надо, Серёженька…

Сергей смотрел в её лицо, смугло-бледное, с нежной, чистой кожей, в её грустные то открытые, то прячущиеся за густыми ресницами глаза и чувствовал какую-то вину перед ней: не из-за него ли она уходит? Однако, помимо его воли, приходило к нему и какое-то облегчение.

Он достал квитанцию. Она взяла, сунула за подвёрнутый рукав телогрейки.

— Ну, как у тебя с жильём? — спросила уже другим, каким-то отчуждённым тоном. — Собрали деньги?

Сергей махнул рукой.

— Ещё семьсот — как до Арарата.

Она отвернулась к окну, помолчала и, не глядя на Сергея, сказала:

— Возьми двести рублей. У меня лежат ни к чему. Потом отдашь.

Протянула кулачок, разжала, и Сергей увидел перетянутую резинкой пачку денег, казавшуюся на её маленькой ладошке огромной и внушительной.

Только на короткий миг обдало его соблазном взять у неё деньги, но он тотчас вспомнил Первое мая, застолье, танец и её застенчивый разговор про брючный костюм, который ей так нравился на другой. К тому же гордость не позволила ему брать деньги. Он сжал её кулачок вместе с деньгами и отвёл её руку.

— Нет, Иринка, спасибо, нам обещали.

— Да? — спросила она недоверчиво. — Не врёшь?

— Честное пионерское! Наберём.

— Ну смотри…

В порыве благодарности к ней, чувствуя вину и горечь от невозможности как-то помочь ей, он обнял её, мягкую, податливую, прижал к себе и крепко поцеловал в губы. Лицо её стало совсем белым, она слабо оттолкнула его от себя, сказала чуть слышно:

— Иди, иди, Серёжа, прошу тебя…

От порога он улыбнулся ей, стараясь подбодрить, весело подмигнул — она глядела на него пустыми, без всякого выражения глазами, машинально прижимая к груди кулачок с деньгами.

По пути на новый свой участок он оказался снова возле арки с решётчатым верхом, перед входом во двор, где жила Екатерина Викентьевна со старухой матерью и девочкой, которым он обещал заделать дыру в полу. Он приостановился, подумав, что, может быть, взять да прямо сейчас, не откладывая в долгий ящик, вернуться в столярку, напилить пять досочек, сбить их поперечинами, захватить гвоздей, молоток и в час всё закончить, освободиться от долга, но, вспомнив, что опять надо будет разговаривать с Ириной, мучить её, отказался от этой затеи, решив сколотить крышку на том, новом участке.