Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

— how do you spend your spare time?

— with my girlfriend, she is Russian.

— what language you speak with her? 1

— We speak language of sex. 1

— Хюй, песьда!

1— Как ты проводишь свое свободное время?

— С моей русской подружкой.

— На каком языке вы общаетесь?

— На языке секса ( искаж. англ .).

По моему скромному разумению, девушки с таким словарным запасом обитали у Московского вокзала, давали за два жетона на метро и к биологическому виду Homo sapiens отношение имели весьма опосредованное. Впрочем, дорвавшимся до секса юнцам было все равно.

В нашей секции арабский мир был представлен Кайтом, маленьким кривоногим опёздалом. Ему недавно исполнилось тридцать три, но, к сожалению, приколотить, куда следует, его забыли, и похотливый краб свободно перемещался по общежитию, щипая клешней все, до чего мог дотянуться. В моем случае он мог дотянуться до задницы. Персонажам, имевшим средний рост, приходилось хуже — Кайт их щипал за все части тела, даже за голову. Били его каждый шаббат — появление первой звезды пятничным вечером совпадало с чьим-нибудь опьянением, и распаленные алкоголем и колесами соседи отрывались за полученный на неделе харрасмент. Но, поскольку на щипковый рефлекс побои не влияли, арабского гостя решено было выжить.

Я вносил свою скромную лепту: к Кайту ходила трахаться скромная украинка Надя, дебелая и работящая. Мне через розетку было слышно все, и даже видно — стены были сделаны из папье-маше. Как только кровать начинала скрипеть под Надей, между покорно разлепившимися ляжками которой едким червем вился Кайт, я засекал время. Услышав победный трубный звук, изданный осквернителем плодов земли украинской, я голосом тетеньки из службы точного времени сообщал в розетку результат. В тот день, когда сосед превзошел сам себя, я изменил текст и проорал:

— Молодец! Мужик! Целых шесть минут и две секунды!

Другие соседи не отставали: флегматичная лапландка с завидной регулярностью выходила покурить к нему под дверь, оставляя под ней горы бычков, кореец из секции напротив порвал на нем майку, оттянул ему шорты и плюнул на член, а нимфоманка Зуля по ночам вешала на ручку его двери использованные гандоны и тампаксы. Естественно, когда он совал в духовку курицу, курица вела себя по сценарию "Леди исчезает". На вопли оставшегося без ужина Кайта все отвечали, что ничего не ели и не брали, не забыв при этом демонстративно выкинуть хорошо обглоданные кости.

Когда же случился рамадан, мы озверели окончательно — днем милый мальчик постился, ночью же включал во всю дурь народные напевы и скакал по этажу, как трипперный кролик.

День исхода начался с того, что Кайт поставил на плиту яйца. К сожалению, не свои. Не выспавшаяся из-за арабских песен и прыжков лапландская мать-одиночка кинула туда окурок. Проходивший мимо кореец увидел окурок и кинул туда грязный носок. Я — два ржавых ключа. Зуля — тампакс. Остальные просто поплевали. Пошедший за яйцами арабский гость при выходе из комнаты был окачен ледяным потоком — чья-то умелая рука прикрепила над его дверью гандон, наполненный до предела водой.

Вечером он обнаружил под дверью дар туземцев — содержимое мусорного бака. Тот, кто видел (а главное, нюхал) общажный мусорный бак — тот поймет Кайта, переехавшего жить в другой корпус.

А я понял, что ничего не имею против арабов. Кроме совместного с ними проживания — «Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут».

Я брожу вокруг старого общежития. На широких подоконниках проросли хиленькие веточки, пустые окна смотрят в воду. Ровный шум промзоны через какое-то время становится звенящей тишиной места, где больше не живут люди. Огромное, дореволюционной постройки здание давно онемело и ослепло, но я вслушиваюсь — и слышу. Для меня все еще звучит эхо в коридорах.

Цок-цок-цок... Плитки скользкие, шпильки тонкие, Зуля пьяная, Зуля красивая.

Кукла японская — лицо белое, тонкое, фигурка как из слоновой кости вырезана. Пока хавальник не распахнет — не женщина, фея! А распахнет — ой. Даже я таких слов не знаю.

Зато я ее мужа знаю, Рината. Молоденький, смуглый, когда кончает, шею гнет трогательно, мычит удивленно и полведра молофьи — шмяк!

Вот как-то раз шмяк сделал, у них доча и родилась — Лола. Они втроем живут.

Цок-цок-бля-ебанаврот-цок-цок — это Зуля домой идет. Поимела таксиста, и идет. Она все имеет. И таксиста, и бармена, и мента — все, что по пути домой попадется. У нее только две страсти в жизни — обувь и мужики.