Алмат Малатов - Immoralist. Кризис полудня

Через полчаса, утешившись самым древним способом, она впервые заснула у меня на плече. Когда я проснулся, ее уже не было — попросила кого-то из ребят отвезти ее к электричке.

Я не видел Лизу с той ночи — она стала меня избегать, и я вполне ее понимаю. Через год она вышла замуж за скромного и работящего нефтяника. Говорят, Лиза теперь нервно реагирует на платяные щетки и рожки для обуви. Такая поганая карма.

Собственно, я тоже оказывался в постельной компании с причудливыми людьми. Обычно — в состоянии тяжелого опьянения...

Давно проверено, что после ударных доз спиртного любая компания начинает до хрипоты спорить о политике. Любая — это значит любая. От сотрудников ООО «Степашка» на корпоративной пьянке до пидорасов в общепите. Первоначальный повод для сборища забывается, и все обсуждают монетизацию льгот, суд над Ходорковским и лампочку Чубайса.

Обычно удается сменить тему на более непринужденную. Но на этот раз ничего не получалось — стадия подпития была той, в которой человек постсоветской национальности озабочен исключительно социальной справедливостью.

Действие происходило в бомбоубежище, замаскированном под гей-клуб. За стойкой издавала чарующее карканье хозяйка заведения — главная лесбиянка Советского Союза. Ежик волос цвета спекшейся крови покачивался в такт Земфире. Складывалось четкое ощущение, что тетеньку стукнули лопатой по голове, и с тех пор эта окровавленная голова непроизвольно дергается.

Я сидел и страдал безмерно — мне было скучно. О том, что жизнь несправедлива, я узнал еще в детском саду. Сакральное знание обнаружилось на дне тарелки с манной кашей, куда меня ткнула мордой воспитательница. Гей-клубами и прочей тусней я обожрался еще в юности, и если бы не иногородние гости, в жизнь бы туда не пошел.

Я разглядывал сонных официантов, прикидывая, кто из них изысканнее бы смотрелся с унитазным квачом в жопе.

Тут мы увидели за стойкой мачо. Настоящего аутентичного латинского самца. А мне всю половую жизнь нравятся кареглазые брюнеты южного типа. Но, поскольку латиносы, греки и прочее средиземноморье в средней полосе России — редкость, я утешался хачиками.

— Пьяяяяяный хачик ебет тебя и плачет, — пробормоталось как-то само собой в подпевку Земфире. — Спорим, я его сниму? — сказал я жадно пускающим слюни собутыльникам.

А надо заметить, что весь этот ваш пикап — глупости. Тот, кого необходимо учить съему, круче пэтэушницы ничего не снимет. Школа пикапа, на мой взгляд, ничем не отличается от школы художественной дрочки, ибо любой тусовщик со стажем даст сто очков вперед гуру пикапа.

Помнится, как-то в юности я выдал одному очень лопоухому молодому человеку:

— У вас такие уши! Это так удобно! Поехали ебаться!

Естественно, не обошлось без соответствующего тембра голоса, получасовой беседы о политике с «отзеркаливанием» собеседника и выгодного ракурса подсветки меня, любимого. Уши действительно оказались удобными — я за них крепко держался до утра.

Соответственно, после грамотной психической атаки я утащил мексиканца с собой. Доехав до его апартаментов, я приготовился к мачистким эротическим играм — приглядел табуретку покрепче. Ведь, как известно, как только два мачо встретятся, они начинают друг друга табуретками пиздить. Кто кого запиздит, тот того и ебет. Типа, где твоя табуретка, парень?

Тут меня ждал облом — мексиканец оказался консерваторским. Утонченным, как смычок от контрабаса.

— Besa me, — говорит, — mucho.

— Besa me, — говорю, — macho!

А этот хрен с горы мало того, что табуреткой драться не хочет, так еще и плюшевого медведя в койку третьим положил. Я потом его ощупал, тварь эту плюшевую, у меня была надежда, что он в ней наркоту прячет — хоть какая-то романтика — а нет. Нашел только подозрительные пятна, видимо, он с ним сожительствует с малолетства. Причем без мишки он сексом заниматься почему-то не мог. Вот что значит фетиш.

Через неделю он стал уговаривать меня поехать с ним в Мехико. Работать, говорит, ты не будешь, будешь в гнезде сидеть, яйца вылизывать, весь в шоколаде. У меня, говорит, семья богатая, несколько фабрик держат. А фабрики те сумки производят дизайнерские, эксклюзивные, дико дорогие. Тут я понял страшное: он, небось, из дикой рашки парней вывозит в Мексику, там душит их плюшевым уебищем или буррито травит, а потом сумки из них шьет. Ручной работы. Естественно, они по три косаря стоят!

И сбежал я от Эухенио. Он долго еще звонил, заманивал в рай шоколадный. Но я не Изя Кацман, дипломатом стать не хочу, и сумкой дизайнерской для какой-нибудь Виктории Руффо тоже стать не хочу, и перчаточки для Луиса Альберто — тоже не та инкарнация.