Валентин Крючков - На крутом переломе

Все заулыбались.

— А вы не улыбайтесь, едрена мышь. Раньше мы бились в рукавицах. Некоторые свинчатку в них закладывали, чтоб удар крепче был. Так я к чему все? А вот к чему. Чемпион-то или не чемпион, ну этот самый, из кино который. Однако дрова рубил он очень шибко. Потом на силомере. Как ухнет! Ка-ак ухнет! Видимо, здорово помогает. Так вот и я — он хитровато улыбнулся. — Я для вас тоже две машины приготовил. И колун у меня есть. Кувалда и клинья. Ну, приедете?» Мы обещали.

Опять встретил в библиотеке ту, глазастую блондинку. Она стройная, загорелая. Лицо гладкое, смугловатое. На ней была юбка колокольчиком и бордовая кофточка. Кофточка ей к лицу. Я посмотрел на время и понял, что надо раньше на час приходить. Она на меня тоже дольше посмотрела, а не зыркнула, как в первый раз. Мы встретились взглядами и улыбнулись. Я хотел заговорить с ней, но в это время ее окликнул парень. Он стоял на входе. Может, они дружат?

Перечитал еще раз «Старик и море» Хемингуэя. Сильная вещь. Про сильного человека и написана сильным человеком. Оказывается, писал ее недели три! Вот что значит талант. А Нобелевская премия — награда за это. Человек необыкновенной судьбы. Наверное, только он мог выйти на ринг, на профессиональный ринг и вступиться за слабого, когда более сильный нарушил правила и избивал соперника, находящегося практически в нокдауне. Надо набраться мужества. Даже трудно поверить в это. Но на другой день весь Париж говорил о том, как Хемингуэй поднялся на ринг и проучил бесчестного. Именно тогда, несколько лет назад, когда впервые прочитал про это, я и решил стать боксером, чтобы в какой-то момент своей жизни смог бы так же бесстрашно вступиться за справедливость, за слабого.

День чудесный! Солнце. И небо почти все голубое. Изредка на нем видны белые кучерявые облака. Заслушался по радио выступлением одного краеведа. Он говорит, что ни в одних раскопках нет подтверждения о том, что наш город находился под игом монголо-татарской орды. И он же объясняет, почему у нашего города герб с оленем. Оказывается, когда полчища татар шли, то в страхе перед ними оленьи стада бежали к городу и тем самым предупредили горожан о нашествии. Вообще, наряду с математикой я все больше и больше начинаю увлекаться историей. Особенно мне интересна история родного края. В нашем городе немало выдающихся личностей, которых знает вся страна.

Ездили с Вадиком к деду. Все у него очень понравилось. Да по силе и оптимизму наш дед чем-то напоминает мне старика в рассказе Хемингуэя. А как счастлив был! Аж светился весь от радости. Он мне и говорит: я женю тебя на нашей, деревенской. Кровь с молоком девка. Он при нас приглашал ее, говорит, ненароком, хотя понять нетрудно, какой тут ненарок. А девушка и в самом деле хороша. Какая-то налитая, ядреная. Кажется, дотронься до нее — захрустит, как тугой кочан капусты. У нас, улыбается дед, все девки всамделишные, сноровистые. Таких тебе детей нарожают — диву дашься. О потомстве, сынок, не надо забывать. Вот едрит-твою туды и женись на ней! Она о тебе уже все знает. «Откуда?» — спрашиваю. А я рассказал. Да фотографии ей твои казал. Он сделал большую, наверное, метр на метр, рамку и вставил в нее все мои спортивные фотографии, которые я давал ему или присылал. Пусть, говорит, знает, каков ты у меня. А девушка мне понравилась. И глаза у нее, как две сливки — темные, спелые…

У нас состоялось собрание. Все, как по сценарию. Один огласил состав президиума, другой — повестку, третий начал дебаты об успеваемости. Она, видите ли, потому неудовлетворительная, что нет посещаемости. Ну и аргументы! Типа: «темнота происходит от недостатка света». Я могу вообще не ходить и сдать все, что положено. А как заочники учатся? Ничего не скажешь: вывод о посещаемости — глубокомысленный. А повестка: «Роль комсомольцев факультета в повышении успеваемости». Мне неинтересно. И я думаю о другом. Из головы не выходят слова деда: «В селе нет учителя математики и физкультуры. Уроки по совместительству ведет бригадир комплексной бригады, имеющий высшее образование. Вот бы тебя к нам. А неплохо бы, если направили. И о жилье думать не надо. Никаноровы должны плодиться на родной земле. В родной земле их сила. А боксеры, они что, они и в селе найдутся».

Навестил маму в больнице. Мы ходим к ней с Вадиком по очереди. Иногда вместе. И надо было ей ездить за этими грибами? Но, видимо, судьба. Все-таки как ни крутись, а судьба у каждого человека своя. Неужели она предопределена кем-то свыше? Так хочется помочь маме! Но чем и как? А она одно свое говорит: смотри, береги себя. И все еще продолжает агитировать меня, чтоб оставил этот бокс. Займись, дескать, самым серьезным образом математикой. Не маши рукой, ругается она. Может, от своего будущего отказываешься. Успокоил ее тем, что сказал, что и у нас в институте, ведутся занятия по математике. Есть специальный курс. Сокращенно мы называем: спецкурс. Обрадовалась! Мать есть мать. Следи за Вадиком, наказывала. Будто я сам не знаю. Потом ниткой замерила мне плечи, грудь, талию. Сказала, что свяжет свитер. Отец не обижает? А разве он может обидеть. Он нас никогда не бил маленьких, тем более теперь, когда мы выросли. Да его и дома-то почти не бывает: реконструкцией занят. Считай, плакала его докторская. Да и в самом деле, когда ему? По-моему, если он думает всего себя лишь производству посвятить — с него хватит, за глаза, и кандидата. Если же в науку будет двигать — то докторская не помешает. Сказал матери, чтоб о нас не расстраивалась. Не маленькие. Отцу каждый наш шаг известен: обо мне полную информацию дает тренер. Они регулярно с отцом встречаются, да нет-нет и позвонят друг другу. О Вадиме ему то директор школы, то классдама рисует вполне достоверную картину. Главное, чтоб ты как можно быстрее выздоровела. Мы обнялись, поцеловались, и я пошел, чувствуя, что слезы сами набегают на глаза.