Валентин Крючков - На крутом переломе

— Вы что, и в самом деле думаете, поможет? — слегка улыбнувшись и поправив очки, спросил Бурапов.

— Безусловно, — подтвердил Никаноров. — Зачем заранее обрекать себя на неудачу? Если так, то меня и ставить было незачем. Да и мне не стоило соглашаться. Хотя, честно признаюсь, — немножко, будто бы ненароком приоткрылся Никаноров, — вопрос решился, можно сказать, без моего согласия. И тем не менее раз я на заводе, то сделаю все, чтоб он работал нормально. Конечно, с вашей помощью.

— Вот и прекрасно, — как бы подводя итог и поглядывая на часы, начал Бурапов, — мы, собственно, и пришли за тем, чтоб честно и откровенно поговорить обо всем. Со своей стороны считаю, что вам, Тимофей Александрович, надо бы еще где-то выступить со своей программой. Короче, с тем, с чем вы поделились с нами. Поддерживать мы вас будем. Кроме, как и договорились, решения вопроса по Фанфаронову. Здесь торопиться не следует.

Никаноров встал и, как всегда, спокойно, уравновешенно ответил:

— Я тоже рад, что у нас состоялся открытый обмен взглядами. Дела у нас, задачи — одни. И хорошо, если мы возьмемся за них дружно, плечом к плечу. А с Фанфароновым, как говорится, доживем до понедельника.

Директор проводил Бурапова и Полянина до дверей и крепко пожал им руки на прощанье.

Через несколько недель, когда комплексная система оперативно-перспективных мер — сокращено КСОПМЕР — была готова и размножена, Никаноров выступил на заседании завкома профсоюза, а затем на парткоме, и КСОПМЕР стала действовать: Никаноров добился, чтобы вся жизнь завода была строго регламентирована с утра и до вечера, по дням, неделям, месяцам, и люди, хотя и не сразу, привыкли к жесткому распорядку и вскоре уже не представляли себе организации производства без этой комплексной системы.

Никаноров поужинал и вспомнил, что ему надо закончить расчеты по определению мощностей нового цеха. Полез за логарифмической линейкой, а ее нет. Куда же она подевалась? Наверное, у Бориса. Математика — его любимый предмет.

Комната Бориса была обставлена по его вкусу. Одну стену украшали фотографии Лобачевского, Есенина, Хемингуэя, других выдающихся людей, на столе — журналы, сборники задач, вырезки из газет. Выдвинув ящик стола, Никаноров увидел свою линейку, которая лежала на общей тетради, той самой, что он подарил сыну в день Советской Армии. Неужели не использовал ее? Ведь такая хорошая бумага, и каждый листок с днями и числами по месяцам — только записывай, так удобно. И переплет отличный. Ну-ка, ну-ка. Хотя, конечно, нехорошо подсматривать чужую тайну, но ведь Борис свой. И да пусть простит он меня за это.

Забыв о логарифмической линейке, которую отодвинул на край стола, Никаноров раскрыл первую страницу. Здесь были данные о владельце тетради, фио, домашний адрес, номер телефона. На следующей странице после девиза «С маленьких шажков начинается большой путь» — пошли записи.

Пусть эта тетрадь будет моим доверенным другом, перед которым у меня нет секретов и тайн. Вчера встретил в библиотеке блондинку, чуть пониже меня. Глаза серые, мягкие, с длинными ресницами. Красивая девушка. Ее лицо сразу привлекает. Я только набрал книг, а она уже уходила. Жаль! Красивая! Может, познакомились бы. Так хочется познакомиться с хорошей девушкой, которая чтоб не курила.

Я все больше и больше начинаю ценить и понимать деда. Как он любит землю и жизнь — позавидуешь. Пять скворечен поставил на своем участке. Живность, дескать, за все отблагодарит. У нас никогда нет гусениц и прочей нечисти на посадках. С пчелами разговаривает, с коровой и овцами — тоже. И они его понимают. А что говорить о Полкане? Он бегает за хозяином всюду. Мне очень хочется, чтоб дед был как можно дольше. Нам с Вадимом так хорошо, когда он бывает у нас. Жаль, недолго эти пребывания длятся. Дед боится долго гостить — работы, дескать, скопится много. Да и пчелки, вся живность в дому обо мне быстро соскучится. Говорят, животные любят только добрых людей. Таким и является наш дед. Он еще и трудяга. И отец в него. На заводе — днем и ночью. Теперь, с каждым своим приездом, дед сразу заводит разговор о боксе. У него болезнь на бокс началась. В этот раз приехал и как-то хитровато все щурится, будто что-то интересное сказать хочет. Мы его с Вадимом спрашиваем: «Чего ты, дед, как петух, квохчешь? Говори!» «Да я что, ай боюсь вас? Я вот про что. Помню, давненько дело было, смотрел я кино. Вроде, „Первая рукавица“ или как-то по-другому называется.