Лев Давыдычев - Случайный спутник (Повести и рассказы)

Игорь проворчал:

— О таких вещах по телефону не говорят.

Удивительнее всего было то, что она нисколько не боялась. Большая часть ее жизни, особенно после смерти матери, представлялась ей как бы чужой, принадлежащей кому-то другому. Она не могла свыкнуться с тем, что вот она — это она. Натали казалось, что настоящая она осталась где-то лет десять назад, а вместо нее появилась новая Натали… И рожать надо было этой, новой, а не ей, настоящей…

Вчера, почувствовав внутри себя тупые толчки, она испугалась, но не вызвала «скорую помощь», а отправилась пешком; ждала приближения болей и радовалась, что уже не боится их. Как бы там ни было, а скоро все встанет на свое место.

Ей всегда говорили: «Дело твое. Решай сама». Она и привыкла решать сама, решать быстро, бесповоротно.

…Войдя в трамвай, Натали едва не вскрикнула; кусала губы, отвернувшись к окну.

— Билетик, гражданочка, купим.

А ей подумалось, что если она сделает хоть одно движение, то случится что-то страшное.

И она виновато прошептала:

— Я в родильный дом еду.

Кондукторша кричала на остановках:

— Граждане, поторопимся при выходе — девушка в родильный дом спешит!

Натали еле сдерживала стоны и улыбалась вместе с пассажирами. А в трамвай она села зря: пешком было куда ближе. Но она лишний раз доказывала себе, что ничего не боится.

…Потом она долго лежала под слепящим светом огромной лампы, будто развороченная болью, пыталась вспомнить страницы научных книг, чтобы представить, что же сейчас с ней будут делать.

— А мне никто не советовал, никто, никто, — сквозь зубы прошептала она гордо, чтобы приготовиться ко всему. — Никто. Не советовал. — И когда боль стала захлестывать сознание, Натали сказала почти спокойно: — У меня просьба. Если со мной что-нибудь… дочь назовите Настей. А если мальчик, то Степа… то есть, Степан…

«Усну, усну», — с блаженством подумала она и уснула.

А потом она как бы выплывала из глубокого-глубокого сна и не могла выплыть, только чувствовала сквозь полузабытье, что над ней тревожно трудится много осторожных, ласковых рук.

И непонятно — то ли во сне, то ли наяву — полуодетая, в одной рубашке, мокрой на груди от молока, брела она по снегу, который сначала был холодным, потом — горячим. Потом она вдруг оказалась на берегу моря, наполненного грозными голосами: не волны катались по нему, а хоры, рокочущие о беде и опасности.

Она раскрыла рот, пыталась крикнуть и — не могла. Временами она чувствовала, что умирает, но не чувствовала страха, и тогда от этого было страшно. Ей хотелось вырваться из долгого ощущения нереальности, но даже боль принадлежала уже как будто не ей, а, чужая летала вокруг и часто впивалась в Натали, чтобы через мгновения отлететь, а через мгновение — снова впиться…

А на берегу моря свирепствовала метель и пронизывала всю Натали насквозь… Хлынул липкий теплый дождь…

— Не кусай губы-то, — неожиданно ясно услышала Натали, открыла глаза, сначала ничего не видела, но уже понимала, что проснулась; попросила сухими губами:

— Пить.

— Переоденемся, милая, чуток… вот так… хорошо нам будет…

Натали исполняла приказания как бы не сама. И только резкая боль в животе привела ее в себя. И одновременно с болью возникла уверенность, что сейчас боль уйдет… Тело казалось ватным, но боль таилась в каждой мышце, в каждом движении. Захотелось стонать громко, жалобно, дико…

— Пить.

Вода была невкусной, и именно это ощущение помогло Натали вконец очнуться.

Тут нянечка сказала ей, что она родила дочь, и вот тут Натали чуть не расплакалась от радости. Сразу подумалось: «Теперь все хорошо. Больше я ничего не боюсь. Больше мне ничего не надо».

— Два сто. Человек, — сказала нянечка.

— А зовут ее знаете как? Настя.

— Кто придумал? — восторженно спросила нянечка.

— Я, — гордо отозвалась Натали и добавила грустно: — Сама. Одна.

И снова уснула, вернее, погрузилась в сон. Спала она плохо, часто просыпаясь, не понимая, что с ней, где она и даже — кто она.

— Все, — сказала Натали, заставив себя очнуться. — Хватит. А то стыдно.

— И не ругает тебя никто, — шепнула нянечка. — Кричи вдосталь. От этого легчает. И врачи советуют. У нас все кричат.

— А я не буду.

— Ну и зря. Надо тебе чего?

— Нет.

Была ночь.

Кто-то капризно стонал в дальнем углу палаты, под кем-то скрипела металлическая сетка, откуда-то снизу доносились дикие выкрики.

«И я так же кричала. Хватит, — с неприязнью подумала Натали. — Просто надо взять себя в руки. Самое страшное позади».