Крис Краус - I love Dick

Когда я свернула с Трассы 126 на дорогу, ведущую к Долине Антилоп, мне и правда было очень нужно в туалет. Ты ждал меня к восьми, на часах уже было пять минут девятого, и необходимость «пописать» неожиданно стала большой проблемой. Я не хотела с порога бежать в туалет – ужасная бестактность, предательский признак женской нервозности. Но учитывая все, что я знала о Трассе 126, ссать на улице я побаивалась. Каждые двадцать секунд отсвечивали фары от проносящихся мимо автомобилей: громилы-реднеки, копы, озлобленные рабочие-мигранты? Я съехала с трассы перед поворотом на Долину Антилоп, выключила фары, остановила машину. Снаружи трава была влажной после дождя. Это Маркс или Витгенштейн писал, что «в каждом вопросе, в каждой проблеме через отрицание заложено зерно ответа или решения»? В машине нашелся недопитый пластиковый стакан с кофе. Я опустила оконное стекло, вылила остатки, приспустила джинсы до колен и пописала в стаканчик. Он заполнился раньше, чем опустошился мой мочевой пузырь, но, черт возьми, остальное я смогу удержать. Трясущимися руками я опорожнила переполненный мочой стакан на траву.

Однако вещественные доказательства оставались – несколько больших капель повисли на пластиковом стакане. Что если останется запах? Мусорить я боялась. Дорогой Дик, иногда правильного ответа попросту нет. Я смяла стаканчик, закинула его под заднее сиденье и вытерла руки. К этому моменту мои нервы окончательно сдали.

После полуночи наш автобус наконец пересек границу с Гватемалой. Прожекторы, сторожка конвоя, баррикады, начало стокилометровой немощеной разбитой дороги сразу после закончившейся национальной белизской трассы. Нас разделили на группы по национальностям и допрашивали, пока солдаты досматривали сумки в автобусе. Пограничник – учтивый метис средних лет с длинными усами, закрученными вверх, – досконально изучал мой паспорт. Погруженный в свои мысли, он притворялся, что не узнает меня на фотографии. Наконец он улыбнулся и произнес: «Добро пожаловать в Гватемалу, Кристина». Когда я вернулась в автобус, книги Ригоберты Менчу там не оказалось.

Сотни маленьких рождественских гирлянд висели на кактусах перед твоим домом. Ты сидел у панорамного окна в гостиной: погруженный в свои мысли, ты то ли проверял студенческие работы, то ли просто притворялся. Ты поднялся, и, здороваясь в дверях, мы коротко чмокнулись. В прошлый раз, когда я была у тебя на ужине в январе, ты поцеловал меня в щеку, когда мой муж, Мик, Рейчел и двое мужчин из Гетти были в двух метрах от нас. Тот поцелуй излучал такую мощь, что я запнулась, проходя через дверь.

Тем январским вечером, когда все гости разошлись и мы втроем пили водку, Сильвер и я признались в двенадцати годах верности друг другу. Внезапно этот концепт показался таким ребяческим и абсурдным, что мы прыснули от смеха. «Да и вообще, – сказал Сильвер, – что значит верность?» В этот вечер пластинка Some Girls с девицами в остроконечных бюстгальтерах на обложке все так же стояла на виду. Я провела одиннадцать месяцев, пытаясь разгадать, было ли это случайностью или продуманным действием, и в итоге согласилась с Кьеркегором, что означаемое всегда просвечивает через призму ироничного означающего.

Но сегодня ты ждал меня в одиночестве. Я окинула взглядом гостиную и не нашла пластинку Some Girls . Это ты так отвечал на мое второе письмо, в котором я ставила под сомнение твой вкус?

Поцеловав, ты предложил мне сесть в гостиной. Мы сразу же начали пить вино. Еще не допив первый бокал, я рассказала тебе, что ушла от мужа.

«Хммм, – произнес ты участливо, – я мог бы и догадаться».

А потом я захотела, чтобы ты понял почему. «Взять хотя бы вчерашний вечер, – начала я. – Я встретилась с Сильвером в Нью-Йорке на ужине с сотрудниками французского отделения. Режис Дебре, ради которого все собрались, так и не объявился, и все были какие-то зажатые, напряженные. Я скучала, витая мыслями где-то в другом месте, но Сильвер думал, что я страдала из-за языковой неполноценности. Он взял мою руку и на английском обратился к Тому Бишопу, специалисту по Беккету: “Крис – заядлая читательница”. Ну вы СЕРЬЕЗНО? Разве Дэнис Холлиер говорит такое о Розалинде Краусс? Может, у меня нет репутации или карьеры, но я уже слишком стара, чтобы быть девочкой-фанаткой академического кружка».

Ты отозвался сочувственно: «Что ж, похоже, теперь игра закончилась».

Как мне дать тебе понять, что письма были самым настоящим из всего, что я когда-либо делала? Называя их игрой, ты отрицаешь наличие моих чувств. Даже если эта любовь к тебе никогда не будет взаимной, мне все равно хотелось признания. И я разразилась тирадой о Гватемале. Женственное соблазнение казалось мне порченым, к тому же я так просто не умела. Я знала только один способ достучаться до тебя, помимо ебли, – обмен идеями и словами.