Александр Сердюк - Порог дома твоего

Устель спокойно ждал предстоящей встречи с местами, где он родился и вырос. Когда гитлеровцы, проиграв войну, удирали на восток, он тоже поспешил за ними. Оставаться на этой земле казалось слишком рискованным. Отряд, в котором он состоял, не зря назывался карательным. Потешились ребята…

Теперь многое забыто, очевидцев поубавилось. Да и не такой он дурак, чтобы показываться каждому. Можно пожить несколько годков и на лоне природы, в лесочке. Его дело — создать, возглавить, направить. Ходить с заданиями будут другие…

Дела хватит, были бы только люди. Те, которые сейчас с ним, могут и не дойти. Прием может оказаться слишком горячим. На полной взаимности. Что касается его, Устеля, то скупиться он не намерен. Длинная очередь лучше короткой. Он твердо решил: бить только длинными. Глядишь, прихватит дура-пуля лишнего…

Устель снял автомат с предохранителя, дослал патрон в патронник. Уже скоро! В рассветной дымке вырисовывается береговая кайма. Вот и деревья обозначились. Лодка шла прямо на сосну, вросшую в холмик. Теперь уже казалось, что этот берег наплывает на лодку, с желтой полоской песка, желтым, с прозеленью увядающих трав холмиком, темными кустиками хвои… Берег все ближе, ближе, и вот уже внизу, под резиновым днищем, мягко зашуршал песок.

Не дожидаясь, пока лодка остановится, Устель прыгнул в воду. Было уже мелко, по колено, и он побрел к берегу, пристально вглядываясь в чернеющие кустики молодых елочек, окутанные предутренним туманом стволы сосен, островерхие холмики наметенного рядом с ними песку.

Он вышел уже из воды, весь настороженный, недоверчиво озирающийся, когда по знаку начальника заставы рядовой Барданов позвонил майору Лактюшину. Прикрывая трубку ладонью, солдат тихо, едва слышным шепотом доложил, что лодка подошла к берегу и первый нарушитель выбрался на сушу. В ту же минуту на море лег ослепительно яркий луч прожектора, высветлив широкую полосу воды позади лодки. Все четверо нарушителей уже стояли в воде, прилаживая за спиной рюкзаки со снаряжением. Луч был настолько неожиданным для них, что на какие-то секунды нарушители оцепенели.

«Сейчас они кинутся в лес, — подумал Козлов, не сводя глаз с переднего. — Путь назад отрезан. Они это поняли».

Старший лейтенант знал, что пропускать их в тыл нельзя, что захватывать надо только здесь, на берегу. Крепко сжимая в руке рубчатые бока рукоятки пистолета, он чуть приподнялся и громко и резко крикнул:

— Стой!

Устель, конечно, ожидал, что их могут окликнуть. Чутким, до предела обостренным слухом он поймал этот короткий, внезапно нарушивший тишину звук и, полуоборотясь, выпустил несколько пуль. Козлов вздрогнул: сильный удар в руку отдался болью во всем теле. Вот так же его ранило на фронте, в июле сорок четвертого. И тоже в руку. На миг вспомнил о том тяжелом военном дне и тут же забыл. Стиснул зубы — боль немного ослабла, по крайней мере ему так показалось. Он не подумал даже о том, что рану надо было перевязать. Потом, когда все это кончится… А кончится, наверное, скоро. Он скомандует «Огонь!», он вынужден так скомандовать, потому что иначе уже нельзя. Вероятно, тот, передний, снова будет стрелять на звук, этому он обучен.

— Огонь! — как и прежде одним коротким выдохом скомандовал Козлов и тут же, прицелясь, выстрелил.

Первые секунды казалось, что Устель не понял, откуда в него стреляли. Он все еще держал наизготовку автомат, и глаза его — злые, колючие — шарили по песчаному холму, за которым прятались пограничники. Ему хотелось выпустить хотя бы одну очередь не наугад, не вслепую, хотелось увидеть, как это не однажды случалось в годы войны, перекошенное болью лицо жертвы, услышать последний вскрик, в котором он всегда чувствовал торжество своей победы. Но отчего-то вдруг начали туманиться глаза, гаснуть слух — он еще видел перед собой вспышки, но вместо выстрелов до него доносились слабые хлопки. Потом он уже ничего не стал ни видеть, ни слышать, голова начала кружиться и ноги подкашиваться, все тело налилось такой невыносимой тяжестью, которую уже не удержать. Пуля из пистолета Козлова попала Устелю в правый висок, чуть выше глаза, и он рухнул на зализанный волной песок.

По команде Козлова огонь открыла вся группа. Солдаты строчили из автоматов по оставшимся в живых нарушителям. Двое залегли у самой воды, отвечая на огонь с берега, третий бросился к лодке.

— Лодка уходит! — крикнул Волков.

— По лодке огонь! — приказал Козлов и чуть приподнялся, чтобы лучше видеть.