— Любишь ты землю?
— Еще как! А ты?
— Чудачка! Я горожанин…
— Что твой город в сравнении с такой красотой: камни, духота, машины. А тут глянь только на луг… А поля, а лес… простор какой! Да что там!
— Постараюсь понять. И землю твою полюблю. — Костя больно сжал ей руку, хотел что-то еще сказать, но в это время резко щелкнуло и кто-то крикнул.
Надя поднялась с земли, приложила к глазам ладонь.
По дороге двигалось небольшое стадо. Сбоку его шел Федот, позади тащился длинный хвост кнута.
— Далеко, дядя Федот? — спросила Надя.
Старик остановился, пошарил в кармане спички.
— Вот животину гоню на мясокомбинат.
С хворостиной в руках подошла Жбанова.
— Тетя Настя, как же так? Смотри, Малька-то еле бредет, вот-вот отелится. Кто же это распорядился? — Ресницы у Нади запрыгали, как крылья у пойманной бабочки.
— Кто же больше? Председатель! — откликнулся пастух, запаливая цигарку. Тонкие струйки табачного дыма потянулись к глазам. Отмахнув его рукой, Федот добавил: — Может, она и правда скоро стелится, да только вот она ведь непородистая.
— Погоним обратно! — на своем стояла Надя. — Не допущу, чтобы молодняк губили. В район пойду, к самому секретарю, а своего добьюсь.
— Ты что так печешься?..
— Не ожидала от тебя, дядя Федот!
— Да нет, — замялся пастух. — Ответ кто держать будет?
— Не беспокойся, отвечу…
— Ну ежели так, гони их. А мы уж с Настасьей Гавриловной потопаем своей дорогой. Дело-то мое подначальное, беду бы не накликать.
Надя забежала впереди стада, ей на помощь подоспела Жбанова. Вдвоем они повернули коров и пошли рядом, покрикивая на отбившихся телят. Вслед за ними медленно поплелся Федот. Только Костя стоял у дороги, чему-то ухмылялся. Надя вдруг ощутила жгучую боль в сердце. В ушах настойчиво прозвучал его голос: «Чудачка… Я горожанин».
— Ох, и осерчает Потапыч! — тяжело вздохнул пастух.
— Зря так, Федот! — заметила Жбанова. — Надо во всем хозяином быть. Тогда и в колхозе Толк получится.
Ей никто не возразил. До деревни шли молча.
Отцу Надя ничего не сказала. После обеда она вымыла посуду, поставила в печку чугуны. Кондрат, примостившись у окна, занялся починкой сапог. Держа во рту мелкие деревянные клинышки-гвоздики, он ловко выплевывал их на ладонь по одному, точным ударом молотка забивал ровным рядком в подошву.
— Ты бы, папа, телегу подмазал! — первой нарушила молчание Надя. — Тетя Варя и Ниловна просили. Рассаду возить.
— Угу, — буркнул Кондрат. Он выплюнул на ладонь последний гвоздик, вставил его в намеченную шилом дырочку и, крепко ударив молотком, заметил: — Мази нет. Посмотри, Дудкин не пришел?
Надя выглянула в окно.
— Амбар заперт.
— Целый день где-то шатается! — проворчал Кондрат.
«Сказать или не надо? — не слушая отца, терзалась Надя. — Ругать будет». Ей хотелось забыться. Она еще усерднее начала греметь ухватами, двигать чугуны. Но в ушах все еще настойчиво звучали слова: «Буду я с коровами возиться!» Петька так не сделал бы!.. И тут же откуда-то из глубины послышался голос Федота: «Ответ кто держать будет?»
У крыльца яростно залаял Полкан. Поставив ухват за печку, Надя шмыгнула в горницу, притаилась.
В избу, тяжело ступая, вошел Горбылев.
— Где Надежда? — не поздоровавшись, спросил он.
— В горнице прибирается… — ответил Кондрат.
— Порядок, значит, наводит?
Слова эти Наде показались угрозой.
Кондрат вопросительно взглянул на председателя.
— Пришел вот поблагодарить, — продолжал Горбылев. — Начала девка ерундой заниматься, мои распоряжения отменять. Скоро, поди, потребует колхозную печать… К тому дело идет.
— Что такое? — не понял Кондрат.
— Много берет на себя…
Надя зашла на кухню, прислонилась спиной к печке.
— С каких пор стала подменять председателя? — уставился на нее Горбылев.
— Что вы, Егор Потапович, и в мыслях не было.
— Кто же тогда с дороги стадо вернул? Выгодное дело сорвала.
— Я, Егор Потапович, всего лишь исправила ошибку. Малька-то скоро отелится. А молодняк! Разве его можно пускать под нож, да еще весной?
— Много стала знать! — Возле губ Горбылева пролегли жесткие складки. В рыжеватых глазах ожили злые огоньки. — Поголовье у нас как полагается, по плану. А эти коровы не заприходованы.
Надя покосилась на отца. Лицо его стало строгим.
— Обманываем, значит, и колхоз и государство? — твердо сказала она. — Молоко от этих коров делили только на заприходованных. И все равно удои, как у козы.
Читать дальше