— Какой ты еще у меня глупый! — И Марья Ниловна ладонью стала путать его волосы.
— Ладно, ладно!.. — отстранил он ее.
— Ну, мой руки и садись. — Она произнесла эти привычные, простые слова так, будто в чем оправдывалась. Поспешно налила щи, подала из настенного шкафчика перец. И все время, когда она подавала, и потом, когда они обедали, ее не покидало странное чувство смятенности.
Горбылев ел молча, хмурился. После обеда, пока Марья Ниловна собирала со стола, курил цигарку за цигаркой.
— Что с тобой, Егорка? — забеспокоилась она. — Не заболел ли?
— Нет, здоров! — Он ответил хмуро и посмотрел на нее отчужденным, холодным взглядом.
— А что же? Ну скажи!..
— Да так, ерунда! Как-нибудь в другой раз.
Горбылев тяжело поднялся со стула, пошел к двери.
— Уже? Посидел бы дома, — попросила Марья Ниловна. — Вечер один и без тебя обойдутся!
Она поправила ему съехавший набок галстук, расчесала спутанные самой же волосы. Но ее внимательность, желание угодить не вызвали сегодня в нем чувства благодарности. Переборов себя, он все же сказал на прощанье:
— Надо, Маша. Приду в десять. Поставь самовар.
В конторе было пусто и тихо. Закончив работу, ушла домой Терехова. Горбылев распахнул окно, присел за стол. Дел было много. В папке лежали неразобранные и непрочитанные письма с различными просьбами, директивами сверху. Нужно было пересмотреть сводки из бригад, подписать отчеты… А думать совсем не хотелось ни о работе, ни о доме, который становился ему в тягость.
В кабинете стало совсем темно и глухо. За стеной, в бухгалтерии, однотонно отбивали время часы. В окно ворвался порыв ветра, освежил лицо, разбросал по лбу прядки волос. И тут Горбылев, словно только что очнувшись после долгого сна, ощутил, как все вокруг переменилось. На реке еще несколько дней назад, кроме плеска волн, ничего он не слышал. Теперь перекликались кряквы, то коротко и тихо, то требовательно и громко. Наседки зазывали на ночлег своих питомцев…
В памяти ожила крохотная речушка Быстрянка. У прибрежных камышей так же подают голоса дикие утки. А за оврагом в болоте быком ревет выпь. На краю деревни на дубовых обомшелых сваях, словно на курьих ножках, спустилась к быстрине избушка. В ней гудит сепаратор, а восьмилетнему Егорке кажется: летит самолет и вот-вот сядет на поляну. Егорка крутит головой и видит лишь вспорхнувшую из камышей утку, а на дороге вереницу подвод с прикрученными веревками большими, посверкивающими на солнце бидонами. Навстречу им, в белом халате, вспотевший, выбегает отец. Он сейчас Егорке напоминает доктора, который приезжал к ним, когда ему нездоровилось.
Егорка привык и к подводам, и к суете отца. Сидит он на мостке и смотрит, как струи светлой холодной воды обтекают сваи, спущенные из избушки бидоны с молоком. Из тени к ним осторожно крадется табунок пескарей. Егорка хватает камень и бросает в воду. И нет пескарей, только по-прежнему пузырятся вокруг сваи прозрачные струи.
Как-то в половодье льдины подломили сваи, избушка вдруг села и поплыла. Недолго после этого прожил и хозяин ее — председатель молочной артели Потаи Горбылев. Четверо детей его разбрелись кто куда. На родном корню остался жить только Егор.
В конторе стало совсем темно, а Горбылев все еще сидел. Далекое сейчас ему казалось близким и дорогим.
— Сумерничаешь? — послышался голос.
Горбылев поднял голову: в дверях стоял Ивин.
— Как видишь… — не сразу ответил Горбылев.
— По бригадам ходил. Побывал на твоей родине. Хорошие места!
— А я только что размечтался о ней. Отца вспомнил. Старею, видно… — не без тоски признался Горбылев.
— Рано, Егор, на себя старость накликаешь. Дайка зажгу лампу! — Ивин чиркнул спичку, снял стекло. — Говорят, Строев приезжал?
— Как тебе быстро доносят! Пойму настаивал пахать. Мол, капусту какую получите!
— Ну, один год получим. А потом? Земнов прав, промоет весной почву — краснотал и тот расти не будет.
— И ты туда же… — обиделся Горбылев.
Парторг потянулся к пачке писем, взвесил ее на ладони.
— Ого! Навалили.
«Что-то хитрит», — отметил Горбылев, а вслух сказал:
— Предлагает мясо сдать. Район проваливает с планом. Выбракуем коров, с десяток телят…
— Хорошо, допустим, сдадим. А что на следующий год будем делать? По графику, только в первом квартале должны сдать более ста центнеров. Откуда брать будешь?
— Свининой заткнем. Возможности будут. В прошлом году рассчитались…
Читать дальше