Екатерина Шереметьева - С грядущим заодно

— Хорошо на колесах жить, как в Пер-Тере, чтоб думать некогда и видеть, что делаешь нужное.

Он оглянулся, ярко голубели глаза:

— А думать разве не надо?

— Без конца и без краю всегда.

— Дома строить могу, декорации. В газете могу работать (хоть не так уж душа лежит), хлеб сеять-убирать, разгружать дрова. И вы, — он снизу взял ее руку, поддерживая локоть, — будете ли хирургом, детским врачом или, не ровен час, глазным, а «естественная атмосфера» — забота навек.

Невесть откуда ветер занес обрывок бумаги, похожий на измятую птицу. Она металась, слабо взмахивая крыльями, подлетела к борту, нелепо перекувырнулась через него и пропала.

Как ни глуши, нет-нет и разболится: мама… Что будет?

Леонид слегка сжал ее руку, сквозь рукав проникало тепло.

— Так в Тверь едем? Мать, конечно, засучив рукава — в ликбезе. И сестренок втянула. В январе семнадцатого кто думал, что уезжаю на годы? — Он помолчал и сказал, как бы извиняясь: — Во всю жизнь столько не разговаривал, как с вами.

Она постаралась улыбнуться.

— Хотя бы взглянуть на Питер — приедете?

— Не знаю.

Уже который раз нетерпеливое ожидание Москвы темнила неясная тревога.

— А, собственно, кто запретит мне приехать в Москву?

Она засмеялась, сжала кулак, и кулак вдруг очутился в горячей ладони.

— Почему холодная?

— Сердце горячее.

— Ага! У меня, скажете, холодное?

— Не скажу.

— То-то.

Она смеялась, поддаваясь качке. Только в детстве так вдруг обуревала радость, — когда бежала полем против ветра, чтоб свистело в ушах; когда валялась в сугробе, и снег забивался в рукава и валенки, в нос, за воротник, и даже по спине катились холодные комочки; когда тетя Мариша брала на руки, говорила «милушка моя», — непобедимый восторг пронизывал тело, она смеялась. А в непобедимом счастье билась тревога.

— А вы-то знаете, какая она будет, ваша «естественная атмосфера»?

— Подобно ангарской воде — глубока и прозрачна.

— Нет, серьезно! А я знаю: «Sponte sua, sine lege, fidem, rectumque…»

— А что? Овидий, конечно, о том же. Только чувства будут выше, тоньше, чем в золотом веке. Даже слово «люблю» человек не решится сказать, если не уверен, что оно обрадует. А вдруг ранит жалостью, ляжет грузом, ответственностью?

Она молчала.

— Мальчонкой бродил по осенним полям над Волгой, искал бел-горюч камень алатырь. Приложишь к груди — и самое злое сердце перевернется.

Оглушительно протарахтел встречный, обдал ветром, пылью, дымом и умчался в дорогую Сибирь.

— Бел-горюч камень каждому надо искать.

Рельсы текли и текли, исчезали за поворотом, снова блестели между холмами и лесом. Вдруг тучей дым валился на платформу, закрывал небо и землю. И опять яснело, убегала дорога без конца.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Насекомые (франц.).

По техническим причинам разрядка заменена болдом (Прим. верстальщика).

Ноша, тяжесть (франц.).

Вернемся к нашим баранам (франц.).

Названия костей скелета (лат.).

Здравствуйте, дорогая, здравствуйте (франц.).

Между нами (франц.).

До свидания, дорогая (франц.).

Разделяй и властвуй (лат.).

Названия костей скелета (лат.).

Добрый вечер, мадемуазель… Садитесь и слушайте меня, прошу вас!

О, это очень поэтично! Романтическая история! (франц.).

Историю поэтичную, восхитительную (франц.).