Збигнев Домино - Польская Сибириада

Барабанов с допросом дождался ночи. И начал с Целины Бялер. Он ожидал, что молоденькая неопытная девушка, станет легкой добычей. Сознательно держал ее в промороженной темной коморке, голодную, замерзшую. Цыбулько помогал с переводом. Барабанов начал с того, что не позволил девушке сесть, держал ее посреди комнаты стоя. Грозно нахмурившийся, сгорбленный карлик кружил вокруг, забрасывая вопросами:

— Фамилия? Имя? Имена родителей? Национальность?

— Жидовка.

Остановился, иронично повторил:

— Еврейка? Правда? А я думал, судя по тому, чем ты занимаешься, польская патриотка… Говоришь, еврейка?

— Жидовка. Польская жидовка.

— Не жидовка, а еврейка! Это только в этой вашей бывшей панской Польше можно было обзывать вас жидами. У нас все народы уважают. Еврейка. Ты мне лучше скажи, за что ты арестована?

— Не понимаю… За что меня арестовали? Извините, я сама хотела узнать, за что вы меня здесь держите!

— Какая невинность! Смотрите-ка! Ты мне лучше расскажи, причем подробно, к какой польской контрреволюционной организации ты принадлежала, и как вы действовали против Советского Союза. Ну, говори!

— Но товарищ начальник…

— Арестованная, я тебе не товарищ. И не пан. Обращайся ко мне — гражданин.

— Извините, гражданин начальник, я, правда, ничего не знаю. Я ни к какой организации не принадлежала.

— Не знаешь, не принадлежала, никогда?

— Никогда.

— И против советской власти не выступала?

— Я… против советской власти? А что я такого сделала?

— Ты прекрасно знаешь, что ты делала. Признаешься чистосердечно, расскажешь все, отнесемся снисходительно. Не признаешься, пеняй на себя. Ясно?

— Гражданин начальник, я, правда, ничего не знаю. Не понимаю, чего вы от меня хотите. Отпустите меня в барак. Отец беспокоится, братик. У нас мама недавно умерла.

— Ой, какая хитрая еврейка, разжалобить меня хочет. Ладно, хочешь со мной поторговаться, пожалуйста: ты признаешься в участии в контрреволюционной польской организации, расскажешь о своей деятельности, сообщишь все имена, а я подумаю, что с тобой дальше делать. Может, тебя и отпустим? Ну, сговорились?

— Как я могу признаться в чем-то, чего не было и о чем я понятия не имею. Я, правда, никуда не вступала и никакой деятельностью против советской власти не занималась.

— Не занималась?

— Нет, не занималась, гражданин начальник.

— А кто в бараке польских детей учил, кто им в голову антисоветскую агитацию вдалбливал?

— Да я же не учительница. Я сама еще ученица. То есть, в Польше училась в школе.

— Не ты учила? А может, ты и Корчинского не знаешь? И Лютковского, может, не знаешь?

— Я не учила. Конечно же, я знаю пана Корчинского и Владека, то есть Лютковского. И вы прекрасно знаете, что мы живем в одном бараке, работаем в одной бригаде.

— А петь детей учила?

— Петь?

— Цыбулько, как это там у них по-польски было?

Переводчик выгреб из кипы бумажную тетрадь.

— Хватит! — прервал Барабанов. — Ну, так что, может, ты и этого не знаешь? Не слышала?

— Слышала. Знаю. Все Калючее эту песню знает.

— Все Калючее, говоришь? А ты, ты откуда ее знаешь?

— Слышала где-то, все знают, и я тоже.

— Конкретно, где, от кого?

— Люди в бараках пели.

— Кто конкретно? Кто пел?

— Не знаю, я просто слышала, как люди пели.

— А кто ее написал?

— Не знаю, правда, не знаю.

— Не знаю, не знаю! А кто ее детям в бараке продиктовал?

— Не знаю.

— Кто их учил петь антисоветские песни?

— Я не учила. Не знаю.

— А может, ты сама ее не пела? Ну, говори!

— Не знаю, не помню. Может, и пела, все пели… Я, правда…

Владек Лютковский дал такие же показания. Детей не учил. Он не учитель. Если кто-то к нему подходил, просил помочь, помогал, как ребенку не помочь. Особенно с арифметикой, иногда по географии, в этом он немного разбирается.

Барабанов открыл учебник географии и нашел там карту Польши.

— А это ты видел?

— Может и видел, не помню.

— А что это?

— Карта. Карта Польши.

— И этому ты их учил? С этой картой?

— Я уже говорил, гражданин начальник, я никого не учил.

— Не учил! А это что?

— Карта Польши.

— А если бы тебя ребенок спросил про эту карту, ты что бы ему сказал? Что это?

— Ну, ясно ведь: карта Польши.

— А ты не знаешь, что нет уже этой вашей панской Польши? Чему же ты детей учишь? Антисоветской пропагандой занимался, сволочь!

На все остальные вопросы Барабанова Лютковский отвечал как автомат: нет, нет, нет.