Збигнев Домино - Польская Сибириада

Савин облегченно вздохнул. Теперь он знал, как надо относиться к этим полякам. В каждом вновь заселяемом бараке он лично произносил «приветственную» речь. И они, кажется, ее правильно восприняли. На работу ходили без сопротивления, хоть и жаловались на отсутствие теплой одежды и плохое питание. Побегов Савин не боялся: куда поляки могут сбежать по тайге в снега и стужу? Контакты с местным населением тоже отпадают: местность незнакомая, до ближайшего людского жилья десятки километров бездорожья. Зимой — снега и морозы, весной — болота и топи. Нет, поляки из Калючего носа не высунут, бояться нечего. За оперативную работу отвечает Барабанов. Пусть он и беспокоится. Но карлик тоже пока ничего конкретного не накопал. Жалуется, что поляки — не то, что наши: бдительные, осторожные, недоверчивые. Трудно среди них завербовать агента, найти информатора, не говоря уже о провокаторе.

Раз в неделю, вечером в понедельник, Савин был обязан доложить по радиосвязи в Тайшет о состоянии дел в Калючем. В депеше каждый раз подтверждал численный состав лагеря. Сообщал о смертных случаях с указанием причины смерти, без дополнительных подробностей. Хуже было бы в случае побега, антисоветской пропаганды или 58-й статьи Уголовного кодекса, то есть «контрреволюционной деятельности».

Однажды возбужденный Барабанов примчался к коменданту, размахивая какой-то бумагой, и с порога крикнул:

— Поймал, Иван Иванович, они у меня в руках!

Савин убрал ладони с теплой печки.

— Ну, что там еще? Что поймал, кого?

— Читайте, пожалуйста.

Из письменного доклада Барабанова следовало, что в бараке № 1 некий Корчинский самовольно организовал обучение польских детей: «чтобы, когда вернутся в Польшу, умели по-польски читать и писать».

— Откуда ты об этом знаешь?

— У меня свои способы, товарищ начальник! Нужно сразу же, в сегодняшнем рапорте…

— Ничего в сегодняшнем рапорте не нужно. Что ты, Барабанов, суетишься, как кипятком ошпаренный. Доложишь, а вдруг потом ничего не докажешь?

— Докажу, Иван Иванович, докажу!

— Ну, так сначала докажи мне. А с докладом в Тайшет успеется. Не убежит от нас этот твой Корчинский, или как там его…

Опытный чекист Савин был прав, непосредственных доказательств вины Корчинского не было. А о самом деле Барабанов узнал случайно от своей любовницы, которую купил за еду для детей и работу в столовке, на которую он ее пристроил. Ирэна Пуц, невысокая худенькая блондинка, была женой какого-то чиновника из Тарнополя. Ее мужа НКВД арестовал сразу же после вступления русских в Польшу, и с тех пор о нем не было ни слуху, ни духу. Ирэну с двумя детьми вывезли в Сибирь. До войны она нигде не работала. Обескураженная свалившимися на нее тяготами, она растерялась, не знала, как жить. Еще в эшелоне расположила к себе молодого коменданта и, не обращая внимания на людские пересуды, ходила к нему в вагон «убираться». Комендант был красавчиком, к тому же щедрым, ни она, ни дети от голода не страдали.

В Калючем Ирэне пришлось идти на работу в тайгу, и она чуть не умерла там от холода и голода. На ее счастье или несчастье, кто знает, однажды вечером опер Барабанов вызвал ее на обычную рутинную беседу; она была очередной в его списке, как жена государственного служащего. В соответствии с инструкцией Барабанов вызывал на такие беседы служащих, лесничих, судей, адвокатов, учителей, жен офицеров, полицейских, словом — интеллигенцию. Это сословие НКВД считал потенциально опасным, и в обязанности Барабанова входило тщательное изучение его настроений. А при случае, если удастся — вербовка агента или тайного информатора. В этом деле Барабанову пока что нечем было похвастаться. Поляки были строптивые, неуступчивые, никогда ничего не слышали, не видели, ничем не интересовались, никого не знали, ни с кем ни о чем не разговаривали. А чаще всего прикидывались, что не понимают, чего Барабанов от них хочет, потому что не знают русского. Вот и теперь не ждал он ничего особенного от этой беседы. Но когда дежурный ввел в комнату Ирэну Пуц, у комиссара Барабанова перехватило дыхание: перед ним стола настоящая красавица. Ирэна же, хоть и напуганная неожиданным вызовом в комендатуру, моментально сориентировалась, какое впечатление она произвела на этого всемогущего коротышку, и решила воспользоваться шансом. Будь что будет, не вернется она на вырубку, не даст своим детям сдохнуть с голода.

Как решила, так и сделала. Для начала жалобно расплакалась, схватилась за сердце, затрепетала ресницами и свалилась в обморок с табуретки на пол. Перепуганный Барабанов поспешил на помощь. Она внимательно следила, как он суетится вокруг нее, расстегивает блузку, похлопывает по щекам, обнимает, пытаясь перенести на лежанку. Постанывала, поддавалась, как бы ненароком обнимая его за шею. Тихим жалобным голоском попросила воды. Он приподнял ей голову и заботливо напоил. Она открыла расширившиеся от удивления голубые глаза. Попыталась сесть.