Збигнев Домино - Польская Сибириада

Сташек Долина скучал по отцу. Как только он оставался один, перед ним сразу возникал ссутулившийся силуэт идущего за подводами отца с бутылкой молока в руке. И на этом образ отца пропадал. Это было мучительно, но он никак не мог себе представить, где теперь отец и что он делает на войне.

День мальчика начинался задолго до рассвета. Он скатывался с печи, где они с братом устроили себе лежанку, и спешил на дальний загон в тайге, чтобы успеть с восходом солнца выгнать коров на пастбище. Хорошо, если день был погожий. Хуже, когда небо затягивали низкие тучи, начинал хлестать дождь. Мокро, холодно. К тому же болотные кочки между Волчьим хутором и Булушкино становились труднопроходимыми.

Стадо пасли весь день. На полуденную дойку бабы приезжали с бидонами в условленное место, чаще всего на одну из полян на берегу Золотушки. Уже почти затемно с одной бутылкой молока для Тадека, с другой — для дедовой старухи Сташек бежал на хутор. Бежал почти всю дорогу — подгоняли и позднее время, и шумящая вокруг него тайга. Неуютно одному в тайге, да еще когда темно. На хуторе Сташек сначала заходил к Николаевне. Бабка переливала молоко в глиняный кувшин, чтобы Сташеку не пришлось утром заходить за бутылкой. Иногда расспрашивала его про Митрича, приготовить ли ему на субботний вечер баню. Но не было дня, чтобы Николаевна не спросила, не принес ли Сташек ей письма от сына. И каждый раз видел Сташек грусть на ее старом морщинистом лице.

— Значит, говоришь, не было письма от моего Петеньки? Почта из Тулуна не приходила? Может, завтра будет, как думаешь? А твой отец пишет?

— Нет, бабушка.

— Напишут нам, напишут… Только ты, сынок, каждый день в конторе спрашивай про письма. Каждый день!

От Николаевны Сташек спешил домой. Броня всегда ждала его с какой-нибудь горячей едой.

Однажды Броня спросила Сташека, может ли она в их хату привести свою семью.

— Они там теснятся с Трубами, а здесь мы бы были все вместе. Бабушка бы за Тадеком присматривала, когда мы на работу идем. Разместимся как-нибудь, а Сташек?

— А мне-то что? Пусть переедут…

— Спасибо, Сташек, все-таки это ваш дом.

Сташек пожал плечами и без всякой надобности выбежал из избы. «Только отец ушел, а эта уже раскомандовалась. Семью перевозит. Да поселяй кого хочешь, мне какое дело. В бараках по сто человек вместе жили, выжили же как-то. Спрашивает, вроде советуется со мной, а сама делает, что хочет». Сташек никак не мог разобраться в своих отношениях с Броней. И уж категорически не мог признать за ней право занять в их маленькой семье, рядом с отцом, место, принадлежавшее его маме. Мама — это мама: единственная, незаменимая, неповторимая. А Броня? Знакомая девушка из бараков, женщина, каких вокруг полно. Сташек злился на себя за то, что даже не мог придумать, как ее называть, как окликать. Мама? Ни за что в жизни! Пани? Какая из нее пани, живут вместе изо дня в день в одном доме? Броня? Ну, она ему не подружка, хоть всего на пару лет старше. Поэтому он старался не обращаться к ней непосредственно, никак ее вслух не называл, бормотал что-то безличное, так, вообще. У Брони, похоже, таких проблем не было, она всегда обращалась к нему по имени, ласково — Сташек. Зато Тадек стал звать ее мамой, как только она к ним переселилась. Когда Сташек это услышал в первый раз, он чуть не отлупил брата. Но подумал и оставил его в покое. «Глупый он еще, маленький, болтает, как попугай. А может, отец ему так велел? Подрастет сопляк, сам все поймет. Мама так мама. От меня она этого точно не дождется». И продолжал в мыслях называть ее Броней.

Бабка Барская, высокая худая старуха, была по природе необщительной. Янек, младший брат Брони, ушел этой весной вместе со всеми на фронт. Старший, Юзек, еще из Каена отправился на поиски польской армии, и с тех пор никто о нем не слышал. Были еще младшие сестры Стефа и Хеля. Обе работали в совхозе. В хате стало тесно, но Сташека это мало волновало, он целые дни проводил на пастбище, а случалось, и на ночь не возвращался. Зато маленький Тадек был всегда под присмотром…

Дедушка Митрич… Странный это был человек. Молчаливый. Скрытный. Бывали такие дни, словом не отзовется. Даже со Сташеком не заговорит, на вопросы не отвечает, как глухонемой. Сташеком командовал жестами, а со стадом договаривался при помощи длинного, тянущегося за ним бича. То вдруг опять становился вполне доступным и менее суровым. В таком настроении он отвечал на вопросы Сташека, подзывал его, рассказывал о тайге, о замеченном зверьке, неизвестной птице, траве, грибах. Учил ориентироваться в окрестностях, разгадывать тайну лесных следов. А иногда сам задавал мальчику неожиданные, даже странные вопросы. О себе и своей семье ничего не рассказывал. Иногда только, если давно не бывал на Волчьем хуторе, коротко спрашивал: