Шервуд Андерсон - Кони и люди [сборник litres]

Вы думаете, что ему лучше?

Если он заработал немного денег и хочет пойти посидеть в хорошем ресторане, или послушать хорошую музыку, или посмотреть хороший водевиль в театре – его ждет тот же радушный прием, который выпадает на долю сыпнотифозного в доме, где живут бедняки.

И даже в тех местах, которые называются попросту «дома», происходит то же самое. Белые грумы могут идти в любой из тех «домов», где имеются негритянки, – что они и делают, – но пусть негр вздумает пойти в «дом» и пригласит белую женщину – вы бы видели, что из этого выйдет.

Теперь, видите ли, сидя в собственном доме, – а пока я пишу, жена, Джесси, возится в кухне с пирогом, – я могу спокойно разобраться в том, что произошло.

Теперь я могу доказывать, что те двое негров, которые забрались ко мне на чердак, имели некоторое оправдание в том, что они задумали.

Теперь я могу даже проповедовать на тему о том, как тяжело приходится неграм в нашей стране, – но, поверьте мне, в ту ночь я не отдавал себе такого отчета во всем этом.

Они, представьте себе, были здорово пьяны, и когда один из них сбросил с меня попону – я уж говорил вам, что я разделся догола, – то решили, что перед ними женщина.

У одного из них был фонарь в руке, но стекла были закопчены и не пропускали света. Тело у меня очень белое и гибкое, как у девушки – так мне кажется, по крайней мере, – и негры решили, что один из белых грумов привел меня сюда. Правда, тот сорт девиц, что вертит хвостом вокруг ипподрома и соглашается идти в такую ночь с грумом на чердак, конечно, неважный сорт женщин, но я видел сколько угодно таких в мое время.

Так вот, надо полагать, эти два козла, решив про себя, что я женщина, задумали «слимонить» меня у белого грума, который привел сюда женщину и так беззаботно покинул ее.

– Ты только лежи спокойно, золотко. Мы тебя и не тронем, – сказал один из них со смешком в голосе, в котором слышалось кое-что кроме смеха. Это был того сорта смех, от которого мурашки бегают по спине.

Но что за дьявольское наваждение! Я не мог произнести ни одного слова, ни одного звука. Ведь мне стоило только крикнуть: «Что за дьявол!» – и прогнать их ко всем чертям, но я не мог, понимаете ли, не мог. Я изо всех сил пытался крикнуть, так что почувствовал боль в горле, но оттуда не выходил ни один звук. Я продолжал лежать и глядеть на них.

Что за дикая ночь! Я никогда не переживал такой ночи ни до, ни после этого.

Был ли я испуган? Знаете, я вам правду скажу, – я был до ужаса испуган.

Ибо надо мною склонились огромные черные рожи и я почувствовал на лице их пьяное дыхание. Их белки сверкали при свете закопченного фонаря. И в самой середине глаз плясал тот огонек, о котором я раньше говорил, – что виден в глазах дикого зверька, которого вы спугнули ночью в лесу.

Загадка! В течение всей жизни я мечтал – у меня никогда не было сестер, а в то время не было и возлюбленной, – я грезил и мечтал не просто о женщинах, но о чистой, невинной девушке, которую Бог специально для меня создал. Уж таковы все мужчины. Сколько бы ни повторяли: «Да провались они, все бабы!» – они тем не менее лелеют в душе те же грезы, что и я.

Теперь у нас появились женщины, которые заявляют: «Мы ничем не хуже мужчин и будем делать все, что делают мужчины», но они сильно ошибаются, если надеются когда-нибудь раздобыть себе муженька.

Так вот и я тоже изобрел в своем воображении принцессу с черными косами, с гибким, словно тростинка, телом, и о ней я постоянно грезил.

Я представлял ее себе робкой и пугливой; она никогда ни с кем, кроме меня, не станет делиться своими чувствами. Я так и рисовал себе, что если когда-нибудь найду себе такую женщину во плоти, то я буду сильный, смелый, а она – робкая, пугливая.

И вот теперь я сам был этой девушкой!

Я трепыхался, как рыба, только что снятая с крючка. А то, что я сделал потом, никоим образом не было мною заранее обдумано. Я был пойман, и я пытался изловчиться – вот и все.

Оба негра прыгнули на меня, но фонарь погас при их первом приступе, и мне удалось выскользнуть из их рук.

А тут мне еще повезло, и мои ноги сразу нащупали то отверстие, сквозь которое сбрасывают сено лошадям и которое служит нам, грумам, для того, чтобы забираться на чердак на ночлег.

Я соскользнул вниз, нисколько не заботясь о лестнице.

Не прошло, кажется, секунды, и я уже вылетел из стойла в дождь, мрак и слякоть, а оба черных неслись за мною по пятам.

Не могу сказать, как далеко и как долго они гонялись за мною. Темень стояла непроглядная, дождь лил не переставая, и дул сильный ветер. Конечно, мое белое тело должно было выделяться во мраке. Видели ли они меня или нет – не знаю, но я был уверен, что они меня видят, а я их, чернокожих, видеть не мог, и это удесятеряло мой ужас.