Пьер Гамарра - Капитан Весна

Фредо взял из вазы с фруктами шесть яблок и начал ими жонглировать. Внезапно возле него очутилась Изабелла: она незаметно шмыгнула под стол, сняла там темную шерстяную фуфайку и теперь была в малиновой кофточке и ярко-красной юбочке, похожая на пляшущий язычок пламени. Отец продолжал жонглировать, а она перехватывала у него на лету одно яблоко, два, три, потом четыре и принималась жонглировать ими. Окончив номер, она ловко перевернулась в воздухе и поклонилась.

Затем мы смотрели разные карточные фокусы, чудеса с появлением и исчезновением разноцветных платков. Кусочек пирога, положенный в золоченую коробку, превратился в обыкновенный горный камушек. Между отдельными Номерами Изабелла, помогавшая отцу показывать фокусы, кувыркалась и улыбалась, как заправская актриса.

Но, конечно, гвоздем программы было выступление обезьянки Малико. Во время ужина Малико спокойно сидел в клетке из ивовых прутьев, поставленной вблизи очага. Время от времени он вылезал оттуда и устраивался на плече у хозяина. Зрелище это было привычным для нас, ибо мы много раз видели, как изящный зверек сидел на плече у Фредо, и восхищались его крохотными розовыми лапками, блестящими, как черные жемчужины, глазками, гибким хвостом.

Изабелла поставила на свободное место небольшой стол и повернулась к ивовой клетке.

— Ваш номер, Малико! — сказала она. — Мы ждем.

Быстрым прыжком Малико очутился у стола, ловко вскарабкался по его ножке и расположился на своем сиденье напротив зрителей. На нем были красные штанишки, курточка и такого же цвета феска, лихо сдвинутая набекрень.

— Поздоровайтесь, пожалуйста, с публикой! — сказала девочка.

Обезьянка сняла феску и снова надела ее на голову, за что получила кусочек печенья.

— А теперь потанцуйте! — приказала Изабелла.

Зверек смешно запрыгал и закружился, рассекая воздух хвостом.

— Спойте!

Послышалось нечто похожее на чириканье.

Затем Фредо поставил на стол два деревянных столбика, которые сам смастерил, и натянул между ними проволоку. Малико по команде прыгнул на натянутую проволоку, постоял на ней, сохраняя равновесие, потом проворно забегал от одного столбика к другому. Фредо спустил проволоку пониже.

— Мы сейчас будем прыгать в высоту, — объявила Изабелла. — Малико, не угодно ли вам прыгнуть?

Обезьянка, не двигаясь, смотрела на девочку. Изабелла подошла к ней, приласкала и дала еще кусочек печенья.

— Ну, будем прыгать? — повторила дочка Фредо.

Малико не шевельнулся.

— Понятно, — сказала Изабелла. — Вы хотите прыгнуть для кого-нибудь. Будь по-вашему, Малико. Прыгните для господина Сиприена.

Стремительным броском обезьянка преодолела преграду.

— Очень хорошо. Прыгните для господина учителя.

Малико прыгал, не заставляя себя просить.

Наконец с лукавыми искорками в черных глазах Изабелла вновь наклонилась к обезьянке.

— Малико, прыгните для Гитлера! — приказала она.

Малико пронзительно завизжал и скрылся в своей клетке. Раздался громкий смех и аплодисменты.

И как раз в ту минуту, когда веселый шум наполнил кухню, я заметил, что собака покинула угол возле огня, откуда она добродушно следила за движениями наших цирковых друзей. Блэк проскользнул между ног гостей и подошел к двери. Он двигался, опустив нос к земле, и что-то обнюхивал. Дойдя до порога, пес сильно втянул в себя воздух и тявкнул.

— Там кто-то есть, — сказал я.

Вначале никто не услышал моих слов. Я поднялся и вслед за Блэком подошел к двери. Мама заметила это и с беспокойством спросила:

— Что случилось?

— Не знаю.

Блэк залился лаем.

В кухне все смолкло, и я отворил дверь.

Дядя Сиприен, Бертран и Фредо тотчас же подошли ко мне и остановились на пороге. Собака продолжала лаять, она рвалась вперед. Хозяин удержал Блэка.

— За изгородью кто-то есть, — прошептал Бертран.

Никогда не забуду, как из снежного мрака раздался голос. Казалось, он возник в студеных недрах зимы. Он пробился к моему сердцу сквозь ледяное безмолвие и безлюдье. Этот голос!.. Эта темная фигура, склонившаяся над жердью деревенской ограды! Эта поднятая рука!.. Я не мог удержаться от громкого крика. Теперь я все понял. Я узнал его. Я больше не боялся. И уже позади я слышал голос мамы, дрожащий от волнения и нежности.

— Папа, папа, папа! — закричал я во тьму и как безумный бросился к ограде, но не успел поднять жердь…

Две мокрые руки обхватили меня. Небритое родное лицо прижалось к моему, и я не знал, отчего мои щеки стали мокрыми — от снега, от моих радостных слез или от слез моего вновь обретенного отца. Он был с нами. Отец! Он вышел из тьмы, он долго бродил по горам и искал этот дом, где так давно не был. И все же нашел!