Саулюс Томас Кондротас - Взгляд змия

«Некоторые тут думают, что отрока Пранцишкова я наказал по злобе. Своих, мол, я бы никогда не наказал по всей строгости».

Он умолк, тятенька, и ждал, не станет ли кто-нибудь возражать. Но все молчали. Тогда я услышал, как он снова заговорил:

«Наказание устанавливаю не я, а величина преступления».

«Что он натворил, Юозапас? Что твой-то сделал?» – голос принадлежал Пранцишкусу.

«Он вытоптал рожь. Помнит ли здесь кто-нибудь, какое наказание по нашим обычаям назначали за вытоптанную рожь? Нет? Ну, сейчас вспомните».

Я открыл глаза. Отчим Юозапас стоял рядом со мною, нет, тятя, надо мною, да, он стоял надо мною с палкой в руке. Узловатой палкой, почти дубинкой, толщиной с мою руку. Он замахнулся ею, дедунька, и в этот миг я знал, что он раздробит мне голову. Я снова зажмурился, чтобы не видеть свистящей палки.

– Ты боялся, Мейжис, сыночек?

Нет, дедушка. Я был слишком усталым. Не знаю почему. Работать мне приходилось немного. Сердце мое устало. Я ни о чем не хотел в этот момент думать. Знал, что умру, но мне было все равно.

И вот дубинка с грохотом опустилась, аж дверь курятника подо мной хрустнула. Я был жив. Открыл глаза, не понимая, кому был предназначен этот удар. У меня ничего не болело.

«Вот каково наказание от отцовской руки, – сказал отчим, бросая палку. – Это все. Расходитесь. Больше вам здесь нечего делать».

– Так что же он тебе сделал, Мейжис?

А-а, отченька. Он сломал мне щиколотки обеих ног.

– Выходит, Мейжис, ты и впрямь был невинно наказан.

В том-то и дело, тятенька. О том и речь. Что, по-твоему, сделал бы на моем месте разумный человек? Он постарался бы забыть обиду.

А я думал иначе. Человека рано или поздно наказывают за содеянное. Я наказан, не совершив никакого преступления. Значит, я должен его совершить. У меня даже и мысли не было, что подобное равновесие может быть нарушено. Все было ясно как день: когда-нибудь я обязан совершить равное по величине преступление, ибо наказание я уже вынес.

– Да, Мейжис, теперь я вижу, что ты еще только дитя.

То-то и оно, дедушка. Вся беда, что тогда у меня не было человека, который научил бы меня уму-разуму, дал дельный совет. Я был сам по себе и судил обо всем по своему собственному опыту.

– Ох, Мейжис, чую, добром это не кончилось. Что сталось с этими людьми? Ты их зарезал?

Нет, дедунька милой, успокойся, они живы. Да, они живут себе, тепленькие, но стали совсем иными, чем были. После я тебе еще о них расскажу. Ну а теперь спрашивай меня ты.

– О чем, Мейжис?

Да о той ржи, кто ее вытоптал и так далече. Должно же было все выплыть наружу.

– Верно, Мейжис, как оно было? Мне не терпится все услышать.

А вот как.

Рожь вытоптала та девочка, которую я уже раз или два упоминал тут. Зовут девочку Региной, а годков ей тогда было от силы тринадцать. Долго еще я ничего не ведал. Выяснилось все лишь через полгода, месяц сюда, месяц туда, точно не помню.

Я ее никогда не понимал. Вообще должно было пройти немало времени, пока я начал хотя бы что-то понимать, тятенька.

Едва привечен в своей новой семье, я был тих и уныл – от постигшего меня несчастья. Немного времени прошло с того часа, когда все погибло в огне. Эта Регина была тихоня, пугливая и робкая, а мне только это и было нужно. Приставучий, шумный ребенок сразу же вызвал бы у меня раздражение. А я сторонился людей, их суеты и гама. Меня принудило к этому мое несчастье. Не думай, отченька, что я таился от них по укромным уголкам, что я бежал от них в лесную чащу. Просто я затаился в себе и радовался тем больше, чем меньше меня замечали. После наказания я еще больше съежился, нахохлился, ровно женщина, садясь в лодку, следит, как бы краешек ее платья не высунулся и не намок. Однажды мне довелось услышать, как один бродячий знахарь, заодно холостивший жеребцов, говорит отчиму моему, Юозапасу:

«Берегитесь этого ребенка. Говорю вам, берегитесь его».

«Почему пану так кажется?»

«Чересчур он угрюм. Не побережетесь – будет у вас через него много хлопот и горя».

Как оказалось, отченька, Регина эта очень мною интересовалась. Однажды – уже стояла осень, сентябрь, день был холодным, солнечным и ветреным – она подошла ко мне и присела рядом. Я сидел в траве сада и глядел на деревья, гонимые вихрем. Может, ты никогда не видел, отец, никогда не глядел, как они вздрагивают, дергаются во все стороны, словно мячи, набухшие зеленой жидкостью. Конвульсии деревьев, дедунечка. Они напоминают противные мягкие куклы, которых дергают за множество нитей. У каждой веточки своя нить, тянущая на себя, к себе.