Саулюс Томас Кондротас - Взгляд змия

– Все мы созданы для лучшей жизни, Пялужис, и обладаем жизнью сей в духе Господа нашего.

– Воистину так, отче.

– Любила ли эта девочка своего суженого?

– Я склонен полагать, что да – любила. Подобные вещи мы редко можем знать наверняка. Но я склонен верить, что любила. Да я и сам…

– Да, батюшка?

– Нет, ничего, отче.

– Ну ладно. А после, значит, ты повенчал их?

– Так, отче. Я надеялся, что помолвка будет тихой, скромной, потому что невеста небогата. Я думал, не будет ни толпы народу, ни конных. И очень удивился, узрев толпы с обеих сторон: погулять сошлось чуть не полдеревни. Жених с дружками прискакали в костел верхом, как и положено. Невеста была счастлива, отче. Это было видно невооруженным глазом. Вы знаете, что такие вещи значат для девочек. Вот я и освятил их союз и больше их не видел. Но прихожане поведали мне, что было дальше.

– Что, граф был в церкви во время венчания?

– Да, отче. Он стоял поодаль, в окружении незнакомых мне парней, и сверкающими глазами смотрел на невесту. Я отлично видел, что он весь дрожит. Честно говоря, я ни секунды не сомневался, что он придет в церковь. Опасался лишь, как бы он не учинил у нас беспорядков и не испортил помолвку. Но он держался спокойно, просто стоял и смотрел светящимися глазами весь, белый как мел.

– Выходит, больше ты ничего не видел?

– Больше ничего, отче. Но служка мне все пересказал.

– Что ж, тогда ты перескажи мне.

– Хорошо, отче. Так вот. После помолвки все отправились в дом невесты и пировали там до следующего вечера. Криступас Мейжис позаботился, чтобы на пиру всего было вдоволь. Чтоб ни в еде, ни в напитках не чувствовалось недостатка.

– Не случилось ли чего во время пиршества?

– Об этом я и хотел поговорить, отче. Случиться ничего не случилось. Но служка рассказал мне, что празднеству чего-то не хватало. Быть может, искреннего веселья, а может, какого-то иного настроения. Все пели и плясали, но вместе с тем были напряжены, словно чего-то ждали. Беспокойство висело в воздухе. Служка уверен, что граф со своими головорезами, словно волчья стая, крутились где-то неподалеку. Наверное, и другие гости так думали. Невеста смеялась, шутила, но щеки ее были бледны. Вечером следующего дня…

– Когда иссякли яства?..

– Да, отче. Под вечер второго дня все готовились отпустить невесту к мужу. Вам известно, как это происходит. Невесту с подружками посадили за отдельный стол, первый дружка Криступаса Мейжиса поставил перед ней тарелку и пригласил гостей ее одаривать. Все кидали в тарелку деньги, молодая расцеловывала каждого кинувшего, дружка угощал его шкаликом водки. Молодежь со стороны невесты, кидая деньги, говорит «наша сестрица», дружки жениха – «наша сноха». Невесту якобы покупает жених, бросая в тарелку больше всех монет. Все шло как по маслу, только когда первая подружка взяла тарелку с деньгами, собираясь подать ее невесте, внезапно отворилась дверь и вошел…

– Граф?

– Да, отче, он самый. Все остолбенели, лишились дара речи. Графу это сыграло на руку. Его умение держать себя в руках, когда это необходимо, достойно зависти. Граф подошел к первой подружке и высыпал в тарелку целую горсть золотых монет. Больше, чем кто-либо другой. Больше, чем жених. Вы меня понимаете, отче?

– Я понимаю тебя, отец Пялужис. Рассказывай.

– Итак, выходило, что невеста по праву принадлежит ему, потому что он заплатил за нее больше всех. Все так и стояли, как будто их хватил столбняк. Дрогнул лишь жених, Криступас Мейжис. А граф нагло наклонился через стол к невесте за поцелуем. Гости глядели на Пиме, гадая, что будет. Но та никак не откликнулась… Так и сидела, потупив очи. Все ждали. Ждал граф, ждала невеста, ждали дружки и подружки. Наконец невеста подняла глаза и взглянула на Криступаса. Тот тоже ожил. Подошел к графу и, сдерживая себя, негромко сказал: «Вам, сударь, здесь не место. Никто вас, сударь, не приглашал. Вам лучше бы уйти по-хорошему».

– И что же граф?

– Граф мрачно расхохотался, затем ответил: «Я уйду. Только подожду, пока невеста меня поцелует. Таков обычай. Я заплатил за этот поцелуй больше любого из присутствующих. Пусть она меня поцелует, и я уйду». Пиме закрыла руками лицо и расплакалась. «Она не станет целовать вас, любезный, – сказал жених. – Прошу вас, заберите свои деньги и уходите. Не в деньгах тут дело. Ни одна из этих девушек не поцеловала бы вас». – «Ах так», – пробормотал граф. «Уходите подобру», – продолжал Мейжис. «Значит, вы, милейший, считаете, что из-за этого ни одна девушка не сможет меня поцеловать?» – Граф извлек из кармана свою трехпалую руку, столь похожую на птичью лапку. «Не думаю, что только из-за этого, – отвечал Мейжис. – Просто вас, сударь, никто сюда не приглашал. Приличный человек так не поступает». Голос графа стал грубым: «Не тебе учить меня хорошим манерам, холоп. Я ухожу, но прежде скажу: эта девушка все равно меня поцелует. Не сейчас, так позже. Счастливо оставаться». И вышел, высоко вскинув голову.