Саулюс Томас Кондротас - Взгляд змия

– Отче, мирским властям не удалось установить мою причастность к этому делу. Меня не беспокоили ни в малейшей мере.

– Сие мне известно, батюшка. Именно потому я и берусь за этот случай. Кто-то ведь должен и тебя потормошить. Того более: вместо того чтобы передать это курии, я берусь расследовать дело сам, ибо случившееся в твоем приходе необычайно мучительно. У меня в голове не умещается, как…

– Я не чувствую вины, отче, и полностью полагаюсь на волю вашего святейшества. Спрашивайте, попробую ответить по совести.

– Доскональнейше. Дос-ко-наль-ней-ше расспрошу тебя обо всем. Ибо это касается уже не преступлений плоти, но греха . Мы обязаны выяснить все, чтобы подобное более вообще не могло случиться. Ни с тобою, ни с кем другим.

– История… история человечества, отче, видала вещи и похуже.

– Изрядно сказано, батюшка Пялужис. Однако каждое поколение людей мнит себя лучшим, чем прежнее. Всем нам желательно видеть зло лишь в прошлом, и потому мы должны стараться осознать его, выяснить, кто виноват, что оно до сих пор живуче: вечно меняющиеся условия или мы сами, кои во всякое время остаемся теми же.

– По силам ли нам осознать это?

– Необходимо стараться, Пялужис. Быть может, нам это не удастся, но кто-нибудь, кто будет жить после нас, вероятно, сумеет все осмыслить, если уже сейчас мы приложим усилия, чтобы выявить корни каждого конкретного зла. Готов ли ты, отец, побеседовать со мной откровенно и исчерпывающе? Я все это время пекся о твоей судьбе. И сейчас я к тебе неравнодушен. Но стану куда сильнее печься о жизни других несчастных, едва почувствую, что ты недостоин нашей милости. Готов ли ты побеседовать со мной?

– Да, отче.

– Итак, прежде всего: когда в точности это случилось?

– В одна тысяча восемьсот восемьдесят четвертом году от Рождества Христова, перед самым Рождеством. Точной даты я сейчас не припомню.

– Значит, не припомнишь…

– Если вы помните, отче, это было вскоре после того, как в мой приход откуда-то забрел рассказчик. Я писал вам о нем, и вы посоветовали мне не слишком ругать его с амвона. Что еще? А, да. Тогда устоялась эта чудная погода, теплотой похожая на весеннюю или летнюю, лишь выпавший снег мешал этому поверить. Об этом я писал тоже.

– Да, да.

– Теперь вспоминаете, отче?

– Да, да, Расскажи мне, Пялужис, об этих графах, Жилинскасах.

– Могу сказать немногое. Если вы, отец, слышали что-то об этом происшествии, то, наверное, знаете, что виновником его и был граф Жилинскас. Он жил там с матерью своей матери. Ей принадлежит поместье, содержала она и юного графа. Эта женщина…

– Нет, нет, не то… Скажи-ка мне, отец, сколько лет было тогда графу?

– Точно не скажу, но мы с ним примерно сверстники.

– Почему он это сделал?

– Не знаю.

– Скверно, очень скверно. Подумай, отец. Не забывай: мы ведь решаем и твое дело.

– Мое положение аховое, отче. Этот человек не был набожным католиком.

– Он не ходил в церковь?

– Очень редко. Он ни разу не исповедался у меня.

– Хм. Может, у него был тайный исповедник?

– Навряд ли. Мне об этом ничего неизвестно.

– Что же предпринял ты сам, чтобы привлечь его к церкви?

– Он не из тех людей, отче. Он холоден, замкнут и упорен. Он…

– Отвечай на мой вопрос, батюшка. Я жду…

– Mea culpa , отче. Я пытался проникнуть в графский дворец. Уповая на его…

– И что же?

– Мне неприятно говорить об этом, отче.

– Поведай мне все как на исповеди, Пялужис. Не утаивая ни малейшей детали. Никаких «приятно», «неприятно» et cetera.

– Передо мною захлопнули дверь этого дома.

– Почему?

– Возможно, мне не хватило обходительности и я чем-то не угодил им.

– Ох. Это не объяснение. Изволь изложить все конкретно, говори ясно и по делу, отец Пялужис! Иначе, да простит меня Господь, я разозлюсь. Почему тебя… хм… изгнали?

– Меня не выгоняли, отче. Это неточное определение.

– Батюшка Пялужис!..

– Да, отче. Повинуюсь. Это произошло потому, что я отказался отговорить девушку, Пиме, от брака с Криступасом Мейжисом, как о том просил меня граф.

– Сии двое пострадавшие суть?

– Так, отче.

– Почему же ты отказался побеседовать с ними?

– Но, отче…

– Понимаю, все понимаю. Но на самом ли деле ты отказался исполнить просьбу графа? Быть может, тебе просто не удалось отговорить девушку? А? Отвечай же, чего молчишь? Ну?

– Нет, отче. Я… я отказался побеседовать с ними.

– Бог видит, лжешь ли ты, батюшка. Я-то не вижу, но от Господа ничего не утаишь.