Александр Зеленов - Призвание

Комары начинали надоедать. Плетюхин подбросил в огонь дровишек. Ольха, посипев, подымив неохотно, вдруг вспыхнула разом и занялась веселым и жарким пламенем.

Разомлевший от выпитой водки Золотяков стал рассказывать, как ловили здесь рыбу они в прежние времена, при хозяевах. Особо азартными были на рыбу мастера Коровенкова Александра Трифоныча. Сам Коровенков старался страсть эту в них поддерживать всячески. Каждую весну он норовил открывать рыболовный «сезон» обязательно первого мая. Мастера из других мастерских в этот день уходили в Заводы, устраивали там сходки, читали запретную литературу, а Коровенков своим мастерам назначал сборы в Долгове, у них, где места были самые рыбные. А к тому же здесь жил и его приказчик.

— …Снасти еще, бывало, с вечера приготовят. Отец заявляет: «Ну, мать, завтре самприпожалует рыбу ловить, и все мастера из ево мастерской привалят…» — «Будет у вас делов-то, поди!» — «Да уж это как водится». И вот утром, чуть свет, идут из села Ларивон Комаров, дядя Марычев, братья Печуркины, Васины… «Все готово?» — «Готово… Айда на реку!» Бредень большой, всё, что нужно, берут. «А где ноне будем ловить, в угловых али в малом?» — «В малом затоне-то неглыбоко, а вот в угловых да в большом-то поплавать придется, водишшы там — страсть». А вода ледяная, по оврагам, бывало, и снег еще не сошел…

Бредень, ведра, мешки под рыбу — все уж готово, приказчик принес даже стул для хозяина. Ждут самого, без него начинать нельзя…

Но вот и он показался. На тарантасе на легоньком катит. Матвей, работник, на козлах. Лошадь — как лев, Нагибом, кажется, звать. Разворачивает жеребца — и прямо на двор к приказчику. Матвей жеребца распрягает, под морду торбу с овсом, и все идут на реку. На возвышении, откуда все видно, приказчик становит стул для хозяина, мастера раздеваются до подштанников, ждут команды…

Вот хозяин со стула машет платком. «Забредай!» — командует Комаров. Дядя Василий Кокурин и дядя Марычев крестятся: «Господи, бласлови!..» — лезут с кокотьями в воду.

В малом затоне действительно неглубоко, да только и рыбы там мало. Раз забрели, другой — хозяин велит лезть в большой. Приказчик за ним стул переносит, следит, где хозяин захочет присесть.

Полезли в большой Кокурин и Марычев. Забредают все глубже, кокотья в руках… Вдруг — р-раз! — и нету обоих, исчезли, только фуражечки всплыли. Потом и сами они показались, фуражки свои изловили, выплыли где помельче, — и опять забредать. Им веревками с берега бредень тащить помогают. Выбрались посинелые, зубы стучат, зато и язей вывели полмотни. Хозяин доволен: «Матвей, на бери от меня записку, беги в Красново, тащи полведра». А в Краснове-то, в Красном, значит, селе, свой кабак у него…

Пока Матвей полведра притащит, еще две-три тони успеют сделать. Переходят от омута к омуту, синие, как утопленники. А приказчик тем временем носит за Коровенковым стул.

А вот и винцо подоспело. Первым хозяин подносит тем, кто за кокотья водил. Дядя Марычев выпил, взял из ведра плотицу живую, разорвал ее пальцами, закусил. Погрелись — и дело пошло веселее, — лезут в холодную воду напропалую, никто уж не смотрит на глубину. Вместе с язями в мотне завозились щуки, налимы, окуни. «Матвей, бричку сюды! — гремит Коровенков. — Ментом!» Погрузят улов весь в мешки, мешки в тарантас. Хозяин с уловом — домой, а мастера возле теплины вытанцовывают, допивают последнюю четвертную и закусывают печеными раками. Отец на ногах не стоит, еле плетется домой-то. Мать, бывало, кричит: «Илька, отца-то в сарай проводи, на сене скорея проспится…»

— Да-а, братцы мои, не забывал своих мастеров Коровенков. Бывало, на паску, на рожество тоже, писал записку в Красново в кабак, целовальнику, снова каждому по стакану из собственных рук подносил…

Золотяков, закончив рассказ, завороженно глядел на потухавший костер, словно жалея о временах, когда мастера могли принимать из хозяйских рук по стакану.

Ухваткин слушал его вполуха. Случайно перехватив на себе внимательный взгляд Плетюхина, почувствовал смутное беспокойство: «Чего это он на меня так воззрился?..» Но тут же забыл. А перед глазами вставало снова вчерашнее то собрание.

Может, зря он его затеял? Да нет, не зря, не напрасно. Дисциплина в цехах, в мастерских стала падать. Давно ли даже подумать никто не мог, чтоб на работу явиться нетрезвым, а теперь в мастерскую бутылки таскают, пьют в туалете. На днях на работу явились под мухой сразу семь молодцов. Душина, табельщика, вызывает: «Как посмел пропустить?!» — а от того самого как из бочки. Больше того, после обеда двое вообще с работы ушли, он вгорячах стал готовить на них приказ — уволить к чертовой матери вместе с пьяницей Душиным! Но потом спохватился: а кто ж это план выполнять ему будет? Ведь его мастера — это не та рабсила, которую можно по объявлению набрать…