Александр Зеленов - Призвание

Ухваткин принялся дочитывать рапорт.

«Мобилизуя массу членов и увеличивая программу экспорта на следующий год против предыдущего, Артель заверяет Вас, что в дальнейшем, не ослабляя темпов, преодолевая решительные трудности нашего социалистического роста, она и впредь будет бороться за лучшее выполнение планов и против оппортунистических настроений.

Председатель правления — Лубков

Зам. предправления — Ухваткин ».

Да, это он занимался тогда бумагами, это его собственная рука, потому как среди мастеров был единственным, кончившим десятилетку, самым грамотным, молодым и активным, — выступал на собраниях, регулярно читал газеты, разбирался в политике. А теперь вот он сам председатель, казалось бы, все у него в руках… А, черт! Хватит! Сегодня суббота, может же он хоть разок позволить себе отдохнуть!..

С треском задвинув ящик, он вызвал дежурного конюха, велел заложить в тарантас артельского жеребца.

На улице коротко бросил:

— К Золотякову, в Долгово!

Золотяков был тоже из иконописцев, но только в третьем колене. Дед его, Иван Евдокимович, дом и хозяйство в деревне имел, а иконы писать уезжал в Москву, на Рогожку. Раз в году лишь, на Пасху, семью свою проведывать приезжал, а случалось, и по два года в родную деревню не заявлялся. Так там и помер, в первопрестольной, в холерный год от холеры. Отец Ильи, Елизар Иваныч, тот прожил в Долгове всю свою жизнь и писал «минеи» и «праздники». Мелочному письму обучался он у Мамыкина Финоген Федосеича, в самой старой и древней в селе мастерской, напоминавшей омшаник, какие встречались разве у кустарей-одиночек, катавших войлок для хомутов. Стояла она на дальнем конце Слободы, с обитой истрепанным войлоком дверью, по самые окна ушедшая в землю и чуть не до крыши заросшая лопухами, крапивой. Солнце едва пробивалось в слепые ее окошки, безнадежно запутываясь лучами в плотных слоях табачного смрада, в котором смутно виднелись фигуры иконописцев в красных и синих посконных рубахах, склонявших длинноволосые бородатые головы над левкашенными иконными досками.

Мастера сидели на чурбаках, подложив под худые зады рваную одежонку. Между ними прохаживался хозяин, сам Финоген Федосеич Мамыкин, а попросту — Федосеич, сухонький, с рыжизной старичок в ходачках [26] Ходачки — род обуви из сыромятной кожи. на босу ногу, в очках на круглом коротком носу и в густо заляпанном красками кожаном фартуке с нагрудником. Весь он пропах томленой олифой, которой насквозь была пропитана мастерская. Сам непревзойденный мастер мелочного письма, он тоже работал вместе со всеми, — олифил, иль «фикал», готовый товар, придавая иконам мягкий и золотистый оттенок.

В его мастерской писались «минеи», иконы особенной сложности, многофигурные. Порой на одной в полтора аршина доске писалось целых двенадцать клейм, или двенадцать «месячников». В каждом таком клейме размещалось по тридцать фигур святых. Да надобно было еще на доске написать двенадцать клейм двунадесятых праздников и двенадцать же клейм «страстей господних».

Заказчиков собственных Федосеич почти не имел, брал подряды в других мастерских, у крупных хозяев.

И вот всю пору нелегкого своего ученичества, целых шесть лет, с ранней весны и до поздней осени бегал отец Ильи, Елизар, из своей деревни в село, в мастерскую Мамыкина, босиком, в самотканых портках и рубахе. Зимой же, набрав на неделю хлеба, картошки и пареной репы, отправлялся в село в рваной шубейке, в лаптях. Ночевал в мастерской, жил всю неделю на хлебе, картошке, домой заявлялся только на воскресенья.

Кончив ученье, он перешел к Коровенкову, в мастерской у которого были свои порядки. Сам Коровенков, вязниковский купец, иконописцем не был, а подбирал себе знающего приказчика и все дела доверял ему. В окрестностях Талицкого располагал он большими лесными угодьями, имел капитал в банке. На главной улице же, левее и ниже храма, на возвышении, блестел на солнце новой железной крышей его двухэтажный каменный дом с мастерскими, с обширной конюшней, где он держал своих рысаков, со службами и старинным липовым парком неподалеку. Держал Александр Трифонович и немало работников и после потомственного почетного гражданина купца Сарафанова был по богатству вторым на селе. Огромный, с багровым толстым лицом, с окладистой бородой, с животом, распиравшим жилетку, он был истым российским купцом-воротилой. Рано похоронив молодую жену, жил широко и разгульно. В мастерской появлялся один раз в неделю, по средам, чтобы раздать мастерам жалованье, больше же разъезжал по заказчикам, то в Петербург, то в Москву. В Петербурге, на Апраксином дворе, имел он собственный магазин, торговавший иконным товаром. Должность приказчика в нем исполнял его сын.