Борис Изюмский - Девять лет

Нарисовала длиннолицых тощих девиц и внизу пояснила:

«Мы — к выпуску из университета».

Ну что дипломатию разводить! Ей хочется, прямо очень хочется, снова написать письмо Виктору. Простое, душевное. Чтобы листок донес до него тепло и Виктор почувствовал: она ладонью провела по его жестким волосам…

«Добрый день, Витя!»

Он непременно получит письмо днем. Солнце будет ярко освещать степь, море, крыши родного Пятиморска… А Виктор, стоя у окна, прочтет ее письмо…

Кончив писать, Лешка набросила пальто на плечи и выскочила к почтовому ящику у ворот общежития. На улице морозно. Она опустила письма в ящик, и ей вдруг стало так жаль, что им предстоит лежать в холоде целую ночь.

Кто знает, быть может, за эту длинную ночь из письма исчезнет тепло и Виктор останется равнодушным к ее строкам?

В самом конце коридора общежития есть комнатка с бездействующей ванной. Лешка любила скрываться здесь. На ванну она клала две доски, и, когда ей хотелось, чтобы никто не мешал, Лешка расстилала на досках одеяло, включала свет — благо лампочка горела, — запиралась, и получался роскошный «салон для чтения»: тихо, тепло и светло. Вот и сейчас она читала в ванной, по своему обыкновению, сразу две книги: биографию чародея экспериментатора Роберта Вуда, написанную Вильямом Сибруком, и научно-популярные очерки «Сто один элемент».

Через полчаса, отодвинув от себя книги, Лешка перевернулась на спину, подложила под голову ладони. «Преподаватели у нас на факультете очень сильные, — размышляла она. — Взять того же профессора Тураева — эрудит. В наше время узкий специалист — и узкий человек. Правда, вот Гнутов… предмет свой знает, а что за этим — не поймешь».

Кто-то громко постучал в дверь ванной. Взволнованный голос Саши Захаровой произнес:

— Ты что, забыла про пианиста?

Саша немного пришепетывала, и у нее получилось «пианишта».

Лешка вскочила, открыла дверь. Как же она могла забыть!

Они слушали его позавчера в филармонии, а сегодня он обещал приехать в гости в университет.

— Сейчас, Сашик, сейчас. — Лешка с готовностью сгребла одеяло, спрятала за ванну доски, потушила свет, и они побежали одеваться.

— Прозоровская-то от нас ушла, — сообщила дорогой Саша, — сняла комнату возле драмтеатра. За триста рублей в месяц.

— Шальные деньги! — возмутилась Лешка. — И напрасно сбежала. Мы бы на нее подействовали.

— А я нисколько не жалею! — Саша энергично одернула зеленый свитер, плотно облегающий ее полную грудь. — Человек духовного обмеления. Знаешь, что она сказала, уже закрывая чемодан? «Боюсь, мой морячок слишком для меня будничный». Или «обыденный», точно не помню. А? Ей подавай одного из трех лаосских принцев! Не меньше.

Ух, как Саша не любила Нелькины штучки! Ведь до чего, бесстыжая, доходит: является на консультацию к Гнутову, усаживается и… коленки свои выставляет.

А последний раз вплыла на факультетский вечер в гипюровом платье на розовом трико. Прямо будто голышом. Саша не выдержала, подошла к ней и потребовала, чтобы она отправилась переодеться.

— Иначе мы выведем тебя отсюда под руки, — решительно заявила она.

Прозоровская и сама почувствовала, что перехватила.

— Псиша, а не лечишься, — огрызнулась она и ушла.

Навстречу Саше и Лешке шел Чарли. Он был чем-то очень расстроен. Глаза его глядели печально, даже жалобно.

— Страствуйте. До свитанья, тьевошки!

— Почему «до свиданья»? — удивилась Лешка.

— Янки — домой! — с горькой иронией в голосе произнес Чарли.

— Отзывают?! — ахнула Лешка. — Так скоро!

— Отсыфают, — подтвердил Чарли, скорее догадавшись, что означает это слово, чем зная его.

Ох, как жаль, что этот хороший парень уезжает! Ну ясно, верхи США накалили атмосферу и теперь отзывают американцев из Советской России. Боятся наших микробов. Все равно полицейскими мерами ничего не добьетесь!

— Не унывай, Чарли! — говорит она, сердечно пожимая его руку. — Мы… понимаешь, люди — будем вместе…

— Пудем, мисс Льешка, пудем, — вздыхает Чарли и, огорченно махнув рукой, уходит.

…Получасом позже подруги прошмыгнули в актовый зал университета. Двух свободных мест рядом не оказалось, поэтому Лешка села возле Павлика Громакова, а Саше издали энергично замахал рукой длинный, тощий парень с юридического — Паша Грачев.

Лешка сразу же, как только с месяц назад Грачев появился на Сашином горизонте, окрестила его Студентусом-юрфакусом.

Грачев называл Сашу Молекулой, она же, подняв голову, осведомлялась: