Борис Изюмский - Девять лет

Так нет же. Когда надо, умеет на своем настоять, не сдать позиций. Ведь схватился на собрании с подлюкой Лясько, когда тот еще работал.

Потап нахмурился, вспомнив слова Стася: «У тебя нет крылатости».

Разве кто-нибудь мог предположить, что Лобунец неисправимый, отчаянный романтик! Наоборот, все считали его парнем, довольствующимся немногим. И никто не знал, что он собирался после десятого класса на целину, что недавно написал в Москву письмо с просьбой включить его в список первых астронавтов, что и в Пятиморск-то привело его стремление к трудным дорогам, желание быть на ветру, под открытым небом, держать в руках рычаги послушных машин! В этом его призвание.

Потап стыдился своих взвихрений, прикрывался обстоятельными разговорами о нормах, заработке. О химии сказал Стасю: «Производство вредное, а заработок будет не больше, чем сейчас у меня».

В действительности чихать ему на то, получит он на триста рублей больше или меньше. Разве в этом дело? Главное — жить на полную мощь. Чтобы сердце пело и было ощущение стремительного движения вперед. Главное — быть прямым, иметь чуткую совесть.

Вчера купил в киоске книгу Герцена и прочитал в ней: «Сделаться большим не так трудно, как начать расти».

Здорово сказано! Он сам думал об этом: ведь день рождения человека — это совсем не тот день, когда он появился на свет, а день, когда стал Человеком, стал понимать, что надо жить гордо, ярко, а не существовать кое-как.

Когда он почувствовал это рождение? Да вот во время первомайской демонстрации. Он нес знамя стройки, а навстречу шла колонна школьников. И вдруг подумал: давно ли сам был школьником, а теперь — рабочий! И все вокруг — его, сделано им. Он частица рабочего класса и за все в ответе. Разве это малое дело — до тонкостей разбираться в грунтах, в том, как надо идти под уклон и на подъем, разрабатывать косогоры, профилировать полотна дорог?.. Он вел переписку с вьетнамским бульдозеристом Нгуэнем, делился своим опытом, приглашал к себе в гости. Недавно получил от Нгуэня фотографию с надписью на обороте: «Брату и другу».

Лобунец пододвинул ближе дневник и, словно продолжая спор с Панариным, твердым размашистым почерком написал: «Остаюсь бульдозеристом. Рабочие люди нужны везде!»

На комбинате к Вере Аркушиной все относились хорошо: трудно ей одной с малышкой, но не жалуется, не хнычет, изо всех сил старается не отставать от других.

И такое честное, ожесточенное упорство невольно вызывало уважение.

Она могла бы устроиться в управлении комбината, настоять на работе в дневной смене, но отдала Иришку в круглосуточные ясли, убедила себя, что именно ради нее должна в совершенстве овладеть профессией аппаратчика, что нельзя отрываться от бригады, в которой Лешка, Стась, Надя. Валентина Ивановна поддерживала ее в этом решении.

…Совершенно неожиданно для самой Веры ее портрет появился на Доске почета, а затем ее избрали в завком.

Вера восприняла свое выдвижение как странное и недолгое заблуждение людей, которые скоро поймут, что ошиблись, потому что она из-за своей неопытности и бесхарактерности не сумеет оправдать их доверия, помочь им. Но вскоре оказалось, что у члена завкома Аркушиной, кроме исполнительности, есть еще и настойчивость. Та некрикливая, немногословная, спокойная настойчивость, которой отличаются люди скромные, твердо решившие кому-то помочь, уверенные в справедливости своего желания. Когда к Вере обратился за поддержкой электросварщик Зубавин, живший с женой и тремя детьми в старом, протекающем бараке, и стал объяснять, что никак не может устроить меньшую дочь в детский сад, Аркушина пошла туда, звонила председателю горсовета, впервые в жизни выступила на большом собрании, говорила неловко, стесненно, но настойчиво добилась для Зубавиных не только разрешения отдать дочь в детский сад, но и ордера на квартиру в новом доме.

Григорий Захарович, приглядываясь к Аркушиной, думал с удовольствием: «Вот тебе и платьице кисейное и персиковый пушок на щеках. Определенно у нее в характере есть железо».

Рабочие, уверовав в нее, стали обращаться с десятками просьб и заявлений. Лешка везде, где только могла, отмечала этот отрадный факт.

— Ясно, кого избрали? — говорила она так, что было несомненно: и она причастна к отработке кое-каких высоких качеств члена завкома.

Но однажды Вера сорвалась.

Она проходила заводским двором и повстречалась с Зинкой Кармен, какой-то обрюзгшей, с нездоровыми отеками под глазами.