— Михаил, сколько ты уже выпил? — сердито сверкнув на мужа глазами, спросила Лида. — Словно бы еще трезвый, а плетешь такое. Что ты пристал к Арсению? Ты знаешь, что он с нею не живет? Знаешь. Так что он может тебе рассказать о ней?
Михаил пристыженно умолк.
— Арсений, желаю тебе вернуться оттуда живым и здоровым, — повернулась Лида к гостю. — А за Алешу не беспокойся, я за ним буду смотреть как за своим ребенком!
— Спасибо, Лида! — растроганно проговорил Арсений. — Будь у меня родная сестра, я так же бы, наверное, уважал ее, как тебя.
— Э-э, у моей Лидки есть душа! — восхищенно воскликнул Михаил.
— Сделал открытие!
Все весело засмеялись.
Михаил ушел в дом за сигаретами, Лида побежала на кухню за варениками, и Арсений с Линой остались за столом одни.
Сидели на разных концах стола, молча смотрели друг на друга, и глаза их говорили больше, чем они могли сказать словами. Арсений видел — не чувствовал, а именно видел! — что творится в Лининой душе. Она светится радостью потому, что видит его. Неужели она любит меня? — впервые подумал Арсений, поняв сейчас то, что неясно ощутил два года тому назад, когда они сидели на берегу реки. Так почему же она тогда не вышла попрощаться? Неужели потому, что боялась не сдержать слез?
Вернулся Михаил с сигаретами, Лида принесла миску вареников. Арсений и Лина ели вареники, при Михаиле и Лиде лишь изредка обмениваясь многозначительными взглядами.
— Нет, а все-таки что думают американцы? — попыхивая сигаретой, нарушил молчание Михаил. — Что им все можно, чего захотят? Весело тебе там, Арсений, будет, нечего сказать!
— А почему именно тебя сейчас туда посылают? — спросила Лида.
— Не я, так другой бы поехал, — ответил Арсений и взглянул на Лину: в ее глазах погас свет, они были полны печали. — Да не так там и страшно, как тебе, Лида, кажется. — Он едва не обмолвился и не произнес: «Тебе, Лина», так как адресовал свои слова ей, а не Лиде. — Я уже поездил по свету. А вот видишь, ничего со мной не случилось, сижу с вами, ем вареники. А поскольку я еще не все вареники съел, какие мне положено, то, уверен, вернусь к этому гостеприимному столу. Поездка будет интересной, ведь даже далеко не каждому дипломату удается принять участие в работе Генеральной Ассамблеи ООН. Для меня это интересно еще и потому, что я впервые побуду в роли дипломата. Да, уверен, и напишу что-то, потому что впечатлений будет много. Хотя я и занялся научной работой, а пера публициста не бросаю. Оно мне еще пригодится.
— А остроумные ты писал фельетоны! Я их на тракторной ребятам вслух читал! За животы, бывало, от хохота хватались. Нет, напрасно ты газету оставил! Это я тебе искренне говорю!
Закончили обед, Лида принялась убирать со стола, Лина взялась помогать ей. Делали они все быстро и весело, разговаривая о чем-то, громко смеялись. Вернулась из Маниловки Прасковья Дмитриевна, усталая, но довольная. Поздоровалась с Арсением за руку, пошла в дом. Михаил проводил ее косым взглядом, сказал громко, чтобы и она слышала:
— Молит бога, чтоб дал прожить до ста лет! Да все равно меня не переживет! А девчатам как весело! — сказал он, кивнув на кухню, откуда долетал женский смех. — Эй, вы! Хватит вам хихикать! Давайте лучше споем! Ты слышал, как Лида поет? О, куда тем, что в телевизоре микрофонами рот закрывают! Моя дама как затянет: «На камени ноги мила!», так мороз по коже продирает. Девчата! Говорю, хватит вам! Идите сюда!
— Чего шумишь? — выглянув из кухни, беззлобно спросила Лида. — Вымоем посуду, придем!
— Вот сатана! — покачал головой Михаил. — Посуду они моют! Да чьи-то косточки перемывают. Знаю я их! Пойдем в таком случае посмотрим, что по телевизору показывают. Там, кажется, как раз сейчас шайбу гоняют.
— Нет, я на воздухе посижу, в городе я все время в помещении, — сказал Арсений, боясь, что Лина уйдет домой и он ее больше не увидит, ведь завтра он должен вернуться в Киев.
— A-а, ну дыши… А я пойду посмотрю. — Михаил ушел.
Арсений один сидел за столом, прислушиваясь к гомону и смеху, что то и дело вспыхивал на кухне, и так покойно было у него на душе… Подбежали дети. Алеша заговорил:
— Папа, правда я в садике живу? Скажи ей: она не верит.
— Правда! А почему ты, Томочка, не веришь? — спросил Арсений, глядя на девочку.
— А потому… — выдохнула Тома. — А потому… что у нас в садике только Барбос в будке живет…
Очевидно, девочка про детский садик слышала впервые. Арсений утешил сына:
— Ничего, Алеша! Вот Тома приедет к нам в Киев, ты поведешь ее в свой садик, она увидит, как там у вас хорошо, и поверит! Поедешь с нами в Киев?
Читать дальше