Федор Левин - Из глубин памяти

О том, что во время интервенции на Севере, оккупации англо-французскими войсками Архангельска, Зуев был арестован как «красный» и заключен в каторжную тюрьму на острове Мудьюг, я знал от него самого и из десяти его рассказов, объединенных вместе под заглавием «Свист крыльев».

Хотя он почти не говорит там о себе, из этого цикла видно, каким жутким застенком стал для наших людей небольшой этот остров, сколько человек было там расстреляно, погибло от голода, болезней, холода. Александр Никанорович был молод, силен и выжил. Затем он участвовал в восстании и после переворота, еще до прихода Красной Армии, работал во Временном Исполнительном Комитете, взявшем власть в Архангельске. Об этом своем боевом прошлом Зуев даже не упоминал.

Я не стану пересказывать его дальнейшую жизнь. Важно только сказать, что, начав печататься еще в 1916 году, он уже навсегда определил свою судьбу журналиста, редактора, писателя. Почти десять лет он проработал в «Правде», ведал отделом рабочей жизни, вел отдел «Каленым пером», руководил отделом «Театр и искусство». Зуев был главным редактором «Рабоче-крестьянского корреспондента». Обо всем этом припомнили в дни 50-летия «Правды», и Зуев был награжден орденом — впервые в жизни, — орденом Трудового Красного Знамени. К нему тепло, сердечно относилась Мария Ильинична Ульянова, сестра Ленина, называла его Зуйчиком, давала ему поручения, требовавшие ума, чуткости, вдумчивого разбора, знала, что на него можно положиться. И опять хочу сказать: никогда Зуев не распространялся о своем близком знакомстве с сестрой Ильича, о том доверии, которое она ему оказывала. Только случайно узнал я об этом, — однажды Зуев, уже старший редактор «Советского писателя», попросил отпустить его на несколько дней. «А что случилось?» — спросил я. Он немного помялся: «Да ничего не случилось!» Я стал допытываться, не заболел ли кто у него дома, может быть, он сам нездоров, переутомился. И тогда Зуев объяснил, что Мария Ильинична, которая теперь заведует бюро жалоб и которую он знает по работе в «Правде», иногда просит его помочь в расследовании некоторых жалоб, он делает это на общественных началах.

— Пожалуйста, конечно, поезжай, — сказал я.

Так приоткрылся мне на мгновение еще один уголок жизни Александра Никаноровича.

По временам внезапно выяснялось, как широко знает Зуев писательскую среду. У него были добрые и, по-видимому, дружеские отношения с Леонидом Леоновым и Владимиром Лидиным, он знал Бабеля и Багрицкого, Федора Гладкова и Павла Низового. В один из дней он привез в издательство В. Гиляровского, тогда уже перешагнувшего порог восьмидесятилетия. Замечу, что все относились к нему уважительно. Отлично знал Зуев своих северян-поморов, особенно Степана Писахова. И в нем самом чувствовался северянин, недаром родился Зуев в селе Паденьга Шенкурского района Архангельской тогда еще губернии: язык крестьян тех мест ему до тонкости известен, и это видно в его рассказах, в повести «Тайбола», в «Повести о старом Зимуе» и других его произведениях.

Время от времени Александр Никанорович открывался мне с новой, неожиданной стороны. Оказалось, что он не только отлично разбирается в оформлении книги, в иллюстрациях, но и сам рисует, лепит, режет по дереву, любит и понимает старые русские ремесла.

Однажды, когда я был у него дома (жил он тогда в проезде Художественного театра, в доме 2, где в то время жили почти исключительно писатели), он показал мне стопки тусклого зеленого стекла со знаками, которые я не сразу разобрал. Оказалось, что это стеклянная посуда завода времен Петра I.

— Откуда? — заинтересовался я.

Зуев был очень доволен.

— Ездил в Углич, — объяснил он. — Пошел на рынок, на развал. Сидела там старушка, на разостланной холстине перед нею была расставлена разная посуда — и недавних лет, и старенькая, все разрозненное. И эти стопочки стояли. Я спросил, сколько она за них просит. Рубль за все. Я дал ей три. Конечно, в музеях такие есть, а все-таки… Хороши?

И подобных вещиц у Зуева было немало.

Разыскал он где-то в архиве рукопись басен какого-то А. Н., баснописца XIX века, заинтересовался ими. И добился издания этих басен. Так и называется книжка: «Басни А. Н.». Она вышла с его вступительной статьей и комментариями. Он любил старину, любил изучать архивные материалы.

Зуеву довелось испытать немалые бедствия, внезапно свалившиеся на его голову. Тут ему пригодились способности художника. Он организовал мастерскую игрушек, был потом года три мастером фигурной керамики, сохранил силы и душу.