Ганс Андерсен - Сказка моей жизни [litres]

Бьёрнсон произнес горячую речь и в своем увлечении сравнил меня «по чисто народному остроумию и сатире» с Баггесеном, Весселем и Гейбергом.

Я ответил, что мне чудится теперь, будто я умер и вот над моим гробом говорят теперь все, что только можно сказать лучшего, превозносят меня не по заслугам. Я, однако, еще не умер и надеюсь, что передо мною еще долгое будущее, вот я и уповаю, что, может быть, мне удастся хоть несколько оправдать только что сказанное обо мне.

Речи и тосты сменило пение, затем было прочитано «Послание Андерсену» поэта П. Л. Мюллера, а потом я прочел несколько своих сказок. Вообще праздник прошел весело и оживленно. Это был один из тех светлых вечеров моей жизни, которые в последнее время стали выдаваться нередко.

В конце марта мы выехали из Парижа и направились домой в Данию. 2 апреля, день моего рождения, я провел уже в Копенгагене, а с наступлением весенней погоды опять полетел к друзьям своим в Христинелунд, в Баснес и Глоруп. Гостя в этих поместьях, я и разработал свои путевые заметки, составившие книгу «По Испании».

Осенью же я написал для королевского театра комедию «Он не рожден» [39] В подлиннике: «Han er ikke födt». В заглавии этом игра слов: «födt» обозначает и «рожден» и «чистокровный» – в смысле аристократического происхождения. , а для «Казино» комедию «На Длинном мосту». Обе доставили мне много радости, но скоро светлым солнечным дням настал конец; наступали тяжелые дни, и не для меня одного. На Данию надвигались грозные тучи.

Король Фредерик VII находился в Шлезвиге; вдруг пронеслись тревожные слухи о его здоровье. 15 ноября я был у министра народного просвещения Монрада; он был заметно расстроен. Погода стояла серая, пасмурная; сырой, тяжелый воздух просто давил меня, и мне чудилось, что кто-то умер, кого-то все оплакивают… Немного погодя я направился в одно знакомое семейство, жившее в одном доме с министром Фенгером, и на лестнице столкнулся с директором телеграфов, который лично привез министру какую-то телеграмму. Жуткое предчувствие охватило меня; я остался на лестнице, дождался возвращения директора и спросил его – нельзя ли узнать содержание телеграммы. Он ответил только: «Надо готовиться ко всему худшему!» Я пошел к самому министру и узнал, что король скончался. Я залился слезами. Когда я вышел потом на улицу, на всех углах и панелях уже скоплялся народ: печальная весть облетела город.

На следующее утро погода опять была серая, угрюмая, под стать общему настроению. Я отправился к Кристиансборгскому дворцу. Вся площадь была заполнена народом. Президент совета Галль вышел на балкон и провозгласил: «Король Фредерик VII скончался! Да здравствует король Кристиан IX!» Загремело «ура», и король несколько раз показывался народу. От скромной и счастливой семейной жизни он был призван к правлению государством и перенес вместе с ним тяжелые испытания. Весь мир знает о последней несчастной войне Дании. Датский солдат не знает устали, храбр, прост и честен. С пением, с криками «ура» шли войска на защиту оплота Дании против вторжения немцев, вала Данневирке.

Я еще не терял надежды, что Бог спасет Данию, но по временам в сердце мое закрадывался страх. Никогда не чувствовал я глубже, насколько я привязан к родине. Я не забыл, сколько знаков искренней любви, уважения и дружбы удостоился я в Германии, не забыл своих дорогих немецких друзей, но теперь между нами был положен обнаженный меч. Я не забываю добра и друзей, но родина моя – мать мне, и она мне всего дороже!

В новогоднее утро был трескучий мороз, и я невольно вспомнил о наших солдатах на форпостах и в холодных бараках и подумал: «Теперь мороз соорудил мост для врага, и на берега наши хлынут неприятельские полчища! Что-то будет!» Меня не поддерживала непоколебимая уверенность большинства окружающих в неприступности Данневирке. Я ведь знал, что благодаря железным дорогам Германия могла затопить нашу страну полчищами своих солдат, как море в бурю затопляет волнами берег. Я и спросил раз одного из своих воодушевленных земляков: «А если возьмут Данневирке, как тогда быть нашим войскам в Дюббёле и Альсе? Они ведь окажутся отрезанными?» – «Как может датчанин задавать подобный вопрос! – воскликнул он. – Как можно допускать самую мысль, что Данневирке будет взят!» Так велика была вера датчан в Бога, нашу опору и защиту.

Почти ежедневно отбывали на театр военных действий все новые и новые полки наших солдат, все молодежь, отправлявшаяся на войну весело, смело, как на пир. Я неделями и месяцами не чувствовал себя в состоянии заниматься чем бы то ни было; все мои мысли были там. Первого февраля была получена телеграмма, извещавшая о переходе немцев через Эйдер и о начале военных действий. В конце недели пронеслись зловещие слухи об оставлении нашими войсками Данневирке без боя и об отступлении их к северу. Мне казалось, что все это только страшный сон; я глубоко скорбел, и не я один, всех охватило то же чувство глубокой скорби. Семнадцатого февраля неприятель перешел через Kóngeaa (Королевская река), но Дюббёль и Альс оставались еще за нами.