Величественная белая яхта отчетливо выделялась на фоне серого неба.
– Нам принесут кофе в рубку, полюбуемся рассветом, – сказал Джулиус.
Ему никто не ответил. Рейчел смотрела на Габриэль, стоявшую с закрытыми глазами у борта катера.
– Устала? – спросила Рейчел.
Габриэль шевельнулась и открыла глаза.
– Нет, – медленно произнесла она. – В жизни не была бодрее.
– Почему же глаза закрываешь? – продолжала Рейчел.
Габриэль не ответила.
Катер причаливал к трапу. Джулиус что-то напевал себе под нос.
– С закрытыми глазами острее все чувствуешь, да? – рассмеялся Джулиус, но его никто не поддержал.
Глядя на посеревшее лицо Рейчел, Джулиус подумал, что, наверное, ей опять нездоровится.
Они поднялись на борт и прошли в рубку.
Джулиус велел стюарду принести кофе.
Рейчел опустилась на канапе и поплотнее запахнула накидку, прижав меховой воротник к горлу. Она озябла после короткой поездки на катере, в боку не унималась ноющая боль. Рейчел казалось, что одолевшая ее слабость – не просто усталость, а полная капитуляция главнокомандующего, который, проиграв решающее сражение, опускает разорванное знамя и обращает свой меч против себя. У нее было такое чувство, что она долгое время ждала этой минуты, возводила укрепления, но в душе всегда знала, что они падут.
Габриэль неподвижно стояла в дверях, прислонившись спиной к косяку; ее профиль вырисовывался на фоне неба.
Ночное наваждение ушло, чары рассеялись и потеряли над ней власть. Она вольна поступать, как ей хочется. Она снова свободна, но по-новому. Да, какое-то время она ощущала беспокойство и беспредельную грусть, но теперь ей снова весело; она больше не боится.
Отныне все в ее жизни будет происходить по ее воле и желанию.
Она выйдет победительницей и никому не позволит командовать ею. Ничто не причинит ей боли. Она будет ходить, куда захочет, делать то, что пожелает, и возьмет от жизни все, что ей причитается. Они с папа́ – две ветви одного дерева. Он испытывал ее на прочность и считал, что победа за ним. Думал, что одержал над ней верх. Что ж, пусть думает так, пока ей это удобно. Она будет держать его возле себя и брать от него силу; его жизнь – ее жизнь, его плоть и кровь – ее плоть и кровь, но он больше не главенствует над ней. Не понял, что сам уже давно у нее в руках. Когда две силы борются за превосходство, одна из них будет страдать, одной будет больно. В таких отношениях, как у них, по-другому не бывает. Она и папа́. И больно будет ему. Это осознание пришло к ней, когда она стояла и смотрела на волны. Прежняя жизнь осталась позади, как остается в прошлом детство с его игрушками.
Поднявшийся в рубку стюард поставил на стол кофейный поднос и ушел.
Джулиус методично разлил кофе по чашкам. Он больше не скрывал улыбку, будучи совершенно уверенным в своем будущем, слепо веря в свой успех. Он следил за им же созданной ситуацией с намеренным, жестоким любопытством, чувствуя напряжение, повисшее между ними троими – сидящей на канапе Рейчел, стоящей у двери Габриэль и им самим, разливающим кофе в чашки. Больше нет стен, за которыми можно спрятаться. Он раздал чашки, и какое-то время все молча пили кофе. Джулиус знал, что Рейчел заговорит первой. Она будто была призвана сыграть определенную роль в его пьесе. Вот она поставила чашку на блюдце, значит, сейчас заговорит. Однако он не был готов к тому, что она сказала:
– Джулиус, ты наверняка догадываешься, чем я больна. Я тебе до сих пор ничего не говорила, потому что все еще надеялась, нет, не на выздоровление, а на то, что ты вернешься ко мне. Теперь же вижу, что это невозможно.
Ее голос звучал совершенно спокойно, она тщательно подбирала слова, говоря так, будто обсуждает какую-то тему, не имеющую отношения лично к ней. Какое-то мгновение она молчала, призывая на помощь все свои силы, чтобы произнести ненавистное слово.
– У меня рак, – наконец сказала она.
Джулиус и Габриэль резко обернулись и уставились на нее, Габриэль – с широко раскрытыми глазами, Джулиус – с недоверием.
– О нет, – сказала Рейчел, слабо подняв руку в протестующем жесте. – Я не выдумываю. Какой смысл? Я не настолько глупа. Может, ты и считал меня такой, Джулиус, но ты ошибался.
Он не слушал, что она говорила, уловив из всего сказанного лишь одно слово.
– Рак? – переспросил он. – Кто тебе это сказал? Исааксон? Может, ошибся? Ты уверена? И как давно?
Потом по ее улыбке и движению плечом понял, что она говорит серьезно, и у него вырвался единственный вопрос, который сейчас имел для него значение.
Читать дальше