Дафна Дю Морье - Путь к вершинам, или Джулиус [litres]

Она пожала плечами.

– Надо же, какие привередливые девицы нынче пошли, – усмехнулся он. – Что не так? «Адьё Сажес» могла легко победить в среду, однако же тебя обошли; ты даже не пыталась. Я смотрел в бинокль. Ты думала о чем-то другом.

– Да ну тебя к черту! – неожиданно крикнула Габриэль и выбежала из комнаты.

На какое-то мгновение Джулиус опешил. Он подошел к окну – Габриэль запрыгнула в автомобиль и умчалась, будто совершая побег. Да что это с ней? Просто не в духе, вот и чудит? Интересно, есть ли разница в том, как чувствуют себя юноша и девушка в этом возрасте? Или способы избавления от лишней энергии у всех одинаковые? Он вдруг мысленно увидел, как мальчишкой лазил в окно к Нанетте, и рассмеялся.

Слишком рано столько всего перепробовано? И разве он в каком-то смысле не испортил себе жизнь тем же самым? Он так и не понял до конца. Да и давно это было. Он уже и забыл, каково это – быть мальчишкой. Существует только настоящее – настоящее и будущее. Будущее теперь казалось таким близким, как белые облака над головой. Тянуться за ними не придется – они сами приплывут к нему.

Джулиус вышел на широкую веранду и сел в кресло на солнцепеке. Положив ноги на другое кресло и пристроив под голову две подушки, он закрыл глаза и целиком предался отдыху. На губах его блуждала улыбка.

Рейчел приехала в Каус на восемнадцатилетие Габриэль. Невероятным усилием воли она покинула постель, к которой ее приковал недуг, и одна, без сиделки, отправилась на остров Уайт. Боли теперь мучили ее все время. Загадочная болезнь, о которой шептались, что это «что-то внутреннее», имела вполне определенное название – рак. Ей этого никто не говорил, но Рейчел и так знала. Нарочито бодрый тон сиделки и участливое отношение врача были красноречивее красного сигнала опасности.

Она накупила книг про рак и читала их, когда сиделки не было поблизости. Во всех книгах говорилось, что пациента ждет мучительная смерть. Не указывалось только, за какой срок опухоль вытянет все жизненные силы. Все это пугало Рейчел, она чувствовала себя ребенком, заблудившимся в темноте. Слово «рак» было для нее чем-то ужасным, что нельзя произносить вслух.

От сиделки Рейчел скрывала свое знание, держась при ней с напускной веселостью.

Если она останется в Грэнби и не поедет на бал Габриэль, то в умах гостей ужасным образом сложатся две версии. «Они больше не живут вместе. Ей пришлось уйти и дать ему свободу. Как это ужасно!» А затем полушепотом: «А еще эта болезнь, говорят, у нее рак».

Ей будет вдвойне стыдно – все узнают и о равнодушии мужа к ней, и о недуге. Рейчел хотела любой ценой избежать нездорового внимания публики, ядовитых сплетен и жалости, порождаемой любопытством.

Она сочла своей обязанностью в полной мере соблюсти правила приличий и глубоко присущую ей благопристойность. Кроме того, в ее страдающей душе все еще жил слабый росток надежды. Ей нужен был Джулиус. Он был ее мужем и близким человеком, несмотря на возникший между ними лед отчуждения. Благодаря ему она узнала счастье, она жила его жизнью, они провели молодость вместе, Габриэль – их дитя. Когда-то он был с ней нежен, гордился ею, говорил приятные слова. Она была рядом с ним во время его головокружительного взлета к вершинам власти и общественного положения. Свои знания о мире, о мужчинах и женщинах она получила от него. Ей нужен был Джулиус, ведь он был ее мужем. И если кто-то, кроме Бога, и должен знать о ее болезни и страданиях, то это он. Их столько связывает.

Итак, Рейчел приехала на Уайт, чтобы исполнить роль хозяйки бала. И никто не должен был догадаться, что лицо ее не выглядит бледным, а взгляд потухшим только благодаря косметическим ухищрениям. Специально к случаю было пошито новое платье, на ее шее блестели фамильные бриллианты Дрейфусов, а прическу украшала бриллиантовая диадема.

Она стояла на самом верху лестницы и приветствовала гостей, держась с непревзойденным достоинством и изяществом. Одно ее присутствие придавало происходящему оттенок торжественности и благородного величия, будто имперский стяг, гордо реющий среди претенциозной роскоши, которой поражал этот ослепительный праздник, устроенный Джулиусом с поистине сказочным размахом. Сам он стоял рядом с женой, осиянный блеском своего богатства, словно небесной славою.

Гости навсегда запомнили тот праздник в Каусе. Он был похож на великолепное театральное действо с мириадами алых, серебряных и золотых огней, развернувшееся перед взорами публики на одну-единственную ночь.